Ирландия - стр. 39
Некоторое время Дейрдре сосредоточенно расчесывала волосы. Ее досада куда-то улетучилась. Но где-то в глубине души еще теплилось то смутное чувство, которое не отпускало ее последние два месяца со дня их возвращения после праздника Лугнасад и которое Дейрдре так упорно не желала признавать. Высокий юный принц с бледным лицом. Она передернула плечами. Какой смысл думать о нем?
А потом она услышала, как ее зовет глупый раб.
Быстрые лошади несли колесницу все дальше вперед. Конал стоял во весь рост, на одной руке его поблескивал тяжелый бронзовый наручник. В колеснице, которой управлял его возничий, как и полагалось по высокому статусу принца, лежали копье, меч и щит. Впереди, над морем, Конал заметил радугу.
Правильно ли он поступает? Даже когда колесница уже приблизилась к деревянной переправе возле Дуб-Линна, Конал еще сомневался. Он был готов обвинить во всем Финбара, но, подумав хорошенько, решил, что друг не виноват. Все дело было в золотых волосах девушки и ее удивительных глазах. И в чем-то еще, чему Конал не знал названия.
Конал никогда прежде не влюблялся. Конечно, опыт общения с женщинами у него был – люди из свиты верховного короля об этом позаботились. Но ни одна из молодых женщин, с которыми он до сих пор встречался, не заинтересовала его по-настоящему. Разумеется, кто-то ему нравился. Но стоило Коналу поговорить с молодой особой некоторое время, как он начинал ощущать, что между ними возникает невидимая стена. Сами женщины не всегда это понимали, они даже находили весьма привлекательным, когда красивый молодой человек вдруг впадал в задумчивость или легкую грусть. А ему хотелось другого. Его печалило, что он ни с кем не может поделиться своими мыслями, а мысли самих девушек так предсказуемы.
– Ты слишком многого хочешь, – откровенничал с ним Финбар. – Не стоит ожидать от молодой женщины мудрости друида.
Но дело было не только в этом. С самого раннего детства, когда Конал сидел в одиночестве возле озер или наблюдал, как красное солнце уходит за горизонт, его всегда посещало чувство глубокой причастности и уверенности в том, что он предназначен богами для какой-то особой цели. Иногда это чувство наполняло его невыразимой радостью, в другие дни казалось тяжкой ношей. Когда-то он думал, что и все остальные испытывают нечто подобное, и был немало удивлен, осознав, что это не так. Он вовсе не хотел противопоставлять себя всему миру. Но с годами эти чувства не только не проходили, а, наоборот, усиливались. И так уж вышло, что, хотел того Конал или нет, когда он смотрел в глаза какой-нибудь милейшей девушке, тревожный голос в его голове тут же напоминал: осторожно, она помешает твоему предназначению.