Иосиф - стр. 31
– Какое сало Иосиф? О чем ты говоришь? В мире такое происходит! А ты – сало!
– Да голодный я, ужас! А хто такие негры? Это я так хитрю.
– Да-а, с такими, как ты, Иосиф, – говорит она мне, – социализьму мы не построим. Ты темный человек! Ты даже негров не знаешь! – говорит. – Ты даже читать не могёшь!
– Не могу!
– Писать не могёшь!
– Да куда мне?! – соглашаюсь. – А ты ба меня подучила и про негров, и всё такое! Толькя, подкорми!
– Давай сало, – говорит, – темнота!
И вот начинает она жарить. Как щас помню: такие куски сала хорошие нарезала! Сало-то – свежее! Она мне – про негров, какие они разнесчастные, и как они к нам руки тянуть, а я на салу смотрю, как ана шкварчит, нюхаю и думаю, как бы они, энти негры с китайцами не ввалились кучкой, да салу мою не слопали! Ну, настоящий кулацкий илимент! Ха-ха… Яйцами залила, на стол вся сковородка встала, хлеб и вилки организовались. И я то-олько вилкой кусок сала насадил, Николай Ефремов вместо китайцев и негров вваливается! И прям с порога – на колени:
– Палыч! Спасай! Или посодють или расстреляють! Вижу, он сам не свой! Весь перемазанный, руки дрожать!
– Чего, – говорю, – Николай, что такое?! Чего случилось?!
– Поддон разбил!
– На машине?
– На машине.
– Да как жа ты?!
– Я, Палыч, без спросу машину взял, за дровами поехал и на камень напоролси! Поддон пополам раскололси. Если к утру завтра не заварим, сам знаешь, там чикаться не станут!
– Ну, Коля, – говорю, – зараза ты! Нашел время поддоны бить! Я жа страсть голодный! – И смех, и грех выходит: я вилку ко рту поднять не могу, а моя весёлая комсомолка, не так ли салу лупить, аж скулы постанывають!
– Я тебя и накормлю, и напою – спасай, Палыч!
– Но поддон жа – чугунный?
– Чугунный.
– А как я яво буду варить? Чем? У нас сварки такой нету!
– Не знаю. Тюрьма мне светить!
Скольки я мужских слез в то время видал! Ну, баба в слезах – дело привычное. Её не поймешь, где она и вправду кричить, а где притворяется, а вот мужик… В те времена не было половинок – или туда, или сюда! А третьего не было и не могло быть!
– Что, плакал дядя Коля?
– Подвывал! Он смотрел на меня так, что у меня вилка в сковородке так и осталась. Надо было чего-то делать. Тронулись мы в ЭМТЭЕС. Собрались ребята, Колькины помощники. Я говорю: «Сложите обе половинки поддона и в горно их». Сложили. – «Засыпьте горно доверху углём». Делают! Главное же, и не знаешь, чем яво варить, поддон? Чем ты его возьмешь, какой сваркой – чугун?! «А теперь, – говорю, – возьмите пустую бочку из-под керосина – да, любую пустую бочку, – и нарежьте из неё полоски. Сантиметра два, три шириной». Всё сделали! Нарезали целую горку этих полосок, протравили их. Клейстер развели – целое ведро. Ребята пока полоски нарезают, протравляют и клейстером их мажут прям до толстого слоя, я горно развожу. Накалил эти половинки докрасна и полоски с клейстером стал в разлом поддона класть. Положу и сваркой прихвачу, положу и сваркой прихвачу. Неспеша.