Инженер страны Советов - стр. 44
– Как жив-здоров, Фрол? Чего это ты на холодок решил выбраться?
– Жив пока, Пал Афанисьич. И тебе тоже не хворать. Вышел вот дух перевести, а то рученьки болят, ноженьки болят, спина не разгибаца. Работашь, работашь, все здоровье кончашь – и никакога почету. Ты вон тоже себя не бережешь. Сядь вот, перекури.
Предложение перекурить в изложении Фрола означало, что курить будут табачок Павла. Ну да то не беда, чай все не скурит.
– Чего енто ты с утра всполошилси? – Фрол с удовольствием затянулся крепким табачком. – Никак аменины чьи, аль сваты к девкам твоим собрались?
– А! – Павел махнул рукой. – Гостей ждем. Родич, вроде как, издалеча приехать должон. Ладно. Ты кури, а я пойду. Дел полно еще.
Подворье, к которому мы подъехали, встретило нас распахнутыми настежь воротами[17] да небольшой группой людей перед ними.
– Чего это они? – удивился Федор. – Ждут, что ли, кого?
Спрыгнув с саней, пошли навстречу хозяевам. Чуть впереди стоял высокий крепкий мужчина лет пятидесяти на вид в добротном полушубке. По правую руку от него – статная женщина, а по левую – древняя старушка в нарядном шерстяном платке. Молодежь кучковалась позади.
– Здравы будьте, Павел Афанасьевич и Анна Яковлевна. Долгих лет тебе, Ефросинья Николаевна. – Федор, опираясь на костыль вышел чуть вперед и почтительно поздоровался с хозяевами. – Вижу, мы не вовремя. Вы, видать, гостей поджидаете.
– И тебе здравствовать, Федор Тимофеевич. Вот, ждем… – На этих словах Павел скосил глаза на стоящую рядом бабу Фросю. А та буквально вперила свой взгляд в приехавшего молодого человека. Остановив движением руки собиравшегося что-то сказать Павла, она поклонилась парню и произнесла:
– Здравствуй, гость дорогой. Милости просим в дом. Не побрезгуй угощеньем, чай не чужие люди, а родня.
За богато накрытым столом меня познакомили со всем многочисленным семейством Безумновых. А я сидел, и память услужливо открывала страницы давно уже услышанной истории этой семьи.
В хрущевские времена все их хозяйство отберут в доход государства абсолютно безвозмездно. Когда Павел Афанасьевич оформлял артель, он записал в артельную собственность и дом с постройками, и земельный участок. Всего этого его лишили. Он умрет в год моего рождения, в 1970-м. Мне рассказывали, что меня он успел увидеть.
Анна Яковлевна на десять лет пережила мужа. Я хорошо ее помню. Оставшись одна, она перебралась к дочери, моей бабушке. Мы тогда все жили в одном доме, и она, перебирая руками по стеночке, приходила в нашу половину навестить меня. У нее всегда в кармашке старенькой утепленной жилетки, которую она называла душегрейкой, лежала для меня конфета. Анна Яковлевна садилась рядом, переводила дух, гладила меня по голове и рассказывала какие-нибудь сказки или вспоминала свою жизнь. Мне, непоседливому пацану, это все было мало интересно, но за конфету я сидел и терпел. Ох, как я корил себя потом, став взрослым, что не уделял своей старенькой, как я ее называл, больше времени и невнимательно слушал ее рассказы.