Размер шрифта
-
+

Интимный портрет дождя - стр. 22

– Бред. Какая диспетчерская, какая еще к чертям работа, я тебе подарки привез, у меня для тебя сюрприз! – Он бешено забарабанил в дверь, принялся пинать ее, трезвонить.

Ну, теперь можно пока чаю попить, подумала я, и не спеша заварила свежий. Из коридора долетали возгласы Евтушенко, но слов уже было не разобрать.

Наверно, в тот день мое будущее определило мое прошлое. Точнее, тогда это было мое настоящее. Или уже нет. Впрочем, через полчаса неистовство за дверью кончилось, гость уехал, и я с опозданием помчалась на работу. Мне влепили выговор и урезали зарплату – сняли целых 16 рублей 30 копеек с моей неполной сотни. Женя на меня смертельно обиделся, теперь уже навечно… Хотя, как-то заехал в гости, кажется был март 85-го, я с четырёхлетней дочкой сидела на кухне, только что я испекла шарлотку, и мы собирались пить чай. Тут раздался звонок в дверь. Я пошла в коридор открывать. На пороге стоял Женя с тортом.

– Ну, надо же, как раз к чаю, – растерянно пробормотала я.

Мы долго пили чай, Женя сказал, что у нас новый генсек – Горбачёв, и спросил, как, на мой взгляд, что теперь будет? Я ответила, что ничего не изменится. Он сказал:

– Ну не-ет, этот разворошит муравейник!

Мне показались его слова забавными. Я не поверила, но фразу запомнила. И действительно ведь, разворошил…

В то время у меня было много друзей-приятелей – художников, поэтов, музыкантов. Одним из близких друзей (в смысле, мы близко жили, в соседних подъездах) был интереснейший человек и удивительный художник Алексей Матросов (в дальнейшем он пережил страшную трагедию, впал в нищету, как и большинство талантливых личностей в нашу новую эпоху, и жил где-то в деревне. Потом уехал в Бельгию). Жена его, Татьяна Ларина, красивая, худенькая, обаятельная, работала тогда на Гостелерадио. Я часто заходила к ним посмотреть новые картины и послушать забавные истории. Алеша читал наизусть стихи классиков, пел арии из любимых опер, рассказывал смешные байки про знаменитостей. Он открыл для меня мир японской поэзии и подарил редчайшую по тем временам книгу – сборник стихов Ли Бо. У них на двоих с другом-скульптором была мастерская на Арбате, мы там изредка пили настоящий турецкий кофе и смотрели эскизы, иногда Алеша советовался со мной. Как-то я рассказала ему смешную историю про своего приятеля поэта Леню К., но байка эта его, почему-то, опечалила. Просто был такой случай на дне рожденья Лени, который все пересказывали как хохму. Там у него собралась большая поэтическая тусовка, все набились в маленькую квартирку, ребята перепились, а лучший друг сожрал живьем его аквариумных рыбок, а потом Леня рыдал над аквариумом с плавающими останками (плавниками и хвостами) и говорил, что это слопали его детей. Через какое-то время после того случая мы сидели в ЦДЛ за столиком Миши Михалкова (младшего брата знаменитого Сергея Михалкова. Он любил молодежь, был свойский такой, несмотря на солидный возраст, и мы называли его по-свойски, Мишей. Но не всем это было дозволено. Я с ним общалась на «ты». Он был ко мне неравнодушен, настойчиво и безуспешно пытался пригласить в гости, но я не о том), и кто-то рассказал про эту выходку поэта N у Лени. А этот друг сидел как раз с очень красивой девушкой в углу и охмурял ее. И вот Миша пригласил сию парочку за свой столик и строго так спросил у N:

Страница 22