Интим обнажения - стр. 13

Я чувствовал, что со мной начинает происходить то же самое, что происходило в пионерском лагере с Балбесом в прошлом году. За большой рост мы его еще звали Дылдой. Он был старше нас на два года. И его распределили в наш отряд, потому что он по своему умственному развитию соответствовал нашему возрасту. Так, по крайней мере, думали вожатые или те, кто его направил в наш отряд. Так вот Балбес во время тихого часа доставал свою штуку внушительных размеров и развлекался. Тогда для нас, младших мальчиков, подобное действо вообще воспринималось в диковинку. Позже уже в старших отрядах такое же нередко проделывали другие ребята, мои ровесники. Например, Игорь Орехов. Он классно играл в шахматы и обыгрывал всех подряд как детей, так и взрослых из числа обслуживающего персонала лагеря. Являясь в своем роде интеллектуалом, он проделывал это, лежа в постели, не без изящества, играючи и при этом похохатывал: «Ха-ха-ха-ха! Меня это здорово развлекает!..» Он засовывал руку под одеяло, и оно начинало подниматься и опускаться. Потом Игорь откидывал одеяло и показывал всем свой небольшой устремленный к потолку ракетой орган. Иногда он нас обманывал. Поднимал и опускал одеяло. Потом откидывал его и оказывалось, что он лежит в трусах и просто рукой поднимал и опускал одеяло для хохмы. Это было такое своеобразное представление, шоу. Что-то вроде показательных выступлений по самоудовлетворению для окружающих. Все это время хохот не прекращался. Мы ржали отчаянно, так как каждый из нас мог сделать то же самое. Но Игорь проделывал это лучше нас, нагляднее, игривее. Балбес же делал все это для себя. Как-то маленький Ленька заметил, что у Балбеса по-взрослому большая штука и попросил показать ее ребятам. Этот Ленька оказался доверенным лицом Балбеса, потому что являлся весьма смышленым. По просьбе Леньки Балбес стал показывать свою штуку ребятам и проделывать с ней разные трюки, когда его штука то поднималась сама, то опускалась. Кто-то из ребят сравнил его штуку с конским достоинством. Когда у Балбеса после его манипуляций штука становилась просто огромной, мы все поднимались на нее посмотреть и затем падали от смеха на кровати. А Балбес увлекался этим занятием и продолжал уже все делать для себя. Здесь мы замолкали и краснели. Некоторые Балбеса подбадривали: «Давай, давай!» Однажды во время таких упражнений Балбеса к нам в палату зашла Мария Ивановна. Мы ее звали Коровой. За крупный бюст, непомерно пухлую грудь, которая так и норовила двумя большими шарами выкатиться наружу из туго растянутой обширной шерстяной кофточки. Ребята в таком возрасте не прощают никакую чрезмерность и клички дают точные. Она была крупной женщиной, неповоротливой и какой-то уж через чур нервной и строгой. Казалось, она все время на кого-нибудь орала. Могла и попросту дать сильную затрещину. Короче, ей бы лечить где-нибудь нервы в больнице, а она в пионерский лагерь поехала отдохнуть возле детишек. Но с детьми особенно не отдохнешь. И, похоже, это ее злило. Так вот, когда она увидела огромную и вздувшуюся от действа штуку Балбеса, рот ее открылся от внутреннего крика, но самого крика так и не последовало. Еще час назад она могла дать Балбесу подзатыльник или просто рукой наотмашь по морде. А теперь она стояла как вкопанная с открытым для крика ртом и, словно забыв, что она хотела кричать, не могла прийти в себя. «Ты…. Ты что делаешь? – спросила она, наконец, густо покраснев. – Не стыдно? А ну-ка спрячь это…» Самое комичное заключалось в том, что Балбес так увлекся своим занятием, что увидел Корову самым последним из нас. Может быть, он ее увидел, когда она начала говорить. Увидев ее, Балбес замер и конечно спрятал свою штуку под одеяло, но при этом ничуть не смутился. Во всем его облике проглядывало сильное недовольство из-за того, что ему не дали довести дело до конца. И потом, это было его личное дело. Корова, увидевшая вдруг в парне мужчину, которого, возможно, ей так не хватало, развернула свой массивный бюст и красная от стыда и растерянности ушла. Балбес посмотрел ей вслед и со знанием дела заявил: «Ее никто не долбит вот она и злится…» – «А других что долбят?» – поинтересовался с удивлением маленький Славик. «Конечно, – заявил уверенно Балбес. – Посмотрите, сколько на берегу гондонов валяется. – «Не гондонов, а гондомов, – поправил Балбеса маленький Славик, отец у которого еще в то время мотался по заграницам. «И нашу Валентину?» – как-то особо взволнованно спросил Вовка Маруськин. Я давно заметил, что она ему нравится. «Ха-ха, – заржал Балбес. – Она что хуже других? Конечно, долбят. Зря, что ли около нее вожатый третьего отряда Юра увивается?» Маруськин аж перевернулся сбоку набок. – «А что такое гондоны? – спросил Балбеса Алик Зябликов. Все остальные ребята замерли и прислушались. «Это такие резинки. Их надевают, перед тем, как бабу долбить. Чтоб детей не было», – со знанием дела пояснял всем Балбес. Мы еще сами были дети и на нас это «чтоб детей не было» подействовало неприятно. Это и закрыло тему гондомов.