Интернатские. Сентиментальность в бою неуместна - стр. 2

Изобилие овощей и фруктов, а также иных, ранее неизвестных Илюхе и Колюхе лакомств, наперебой предлагаемых во время остановок поезда весёлыми доброжелательными торговцами, в сочетании с необычайно тёплой солнечной погодой создавало ощущение сплошного праздника. Навеянное окружающей действительностью праздничное настроение поддерживал у мальчишек, насколько мог, и их отец Николай Захарович – овдовевший с год назад сухощавый жилистый мужчина неопределённого возраста, почти безотрывно прикладывавшийся к стакану с мутно-бурого оттенка «красным плодово-ягодным» вином и все перерывы между этим питием куривший в тамбуре вагона «термоядерные», издающие смрадный дым сигареты «Спорт». По мере воздействия гремучей смеси суррогатного алкоголя с крепким табаком на и без того постоянно взбудораженные с некоторых пор душевные струны Захарыча, как по-простецки называли его все вокруг, он с каждой остановкой поезда становился щедрее, покупая больше и больше фруктов и одна вкуснее другой сладких диковинок, а к вечеру уже не сдерживал слёз жалости к рано потерявшим мать сыновьям и к самому себе.

– Эх, ребя, сиротинушки мои-и! – сгребал близнецов в охапку подвыпивший Захарыч. – Знала бы ваша мамка…

Запнувшись на этой фразе, он поворачивался к соседям по вагону и заплетающимся языком горделиво похвалялся:

– Н-на одни пятёрки ведь учатся, д-даром что без матери! А чё, могу табеля показать… и-и-эх!

И начинал сумбурно искать, в каком же чемодане спрятаны школьные документы сынишек. Соседи принимались укладывать его в постель и, медленно засыпая, он долго ещё бормотал себе под нос одну и ту же песню:

– Ух, ты-ты, ах ты-ы,

Наши космонавты-ы!

Илюха с Колюхой, как и множество их сверстников той поры мечтавшие стать космонавтами, в такие моменты страстно хотели только одного – чтобы батя как можно скорее отключился и перестал вторгаться своими пьяными завываниями в их светлую мечту о самой мужественной в мире профессии.

Удостоверившись, что Николай Захарович, наконец, уснул, братья выходили в тамбур и дожидались ближайшей остановки поезда. Во время стоянки они вместе с кем-то из взрослых попутчиков бродили в густеющих сумерках по перрону, праздного любопытства ради приценивались ко всем подряд товарам, щедро разложенным на ящиках и коробках вдоль состава, затем возвращались обратно в вагон, надолго, позёвывая, прислонялись к какому-нибудь окну и только поздно-поздно, уже вконец обессиленные, залезали на свои верхние полки спать.

Когда всякое движение в вагоне замирало, и стук колёс становился более отчётливым, в ритм этого стука начинала вкрадчиво вплетаться своеобразная мелодия – то тут, то там всё чаще раздавались посапывания, похрапывания, покашливания. Сначала чуть слышно, дальше – смелее и, в