ИнтернатовскаЯ. Повесть - стр. 38
– Как интере-есно-о, – Катюша представила улыбчивого малыша. – А как его зовут?
– Откуда мне знать? Мама же ничего об этом не сказала.
– Маш, – Катюша говорила вполголоса, чтобы никто не услышал. – А как ты думаешь, можно дядю Митю папой называть?
– Не знаю, – Маша остановилась. – А тебе хочется?
– Ага, он такой хороший. Лучше, чем наш был. Подарок тебе сделал. Сам. Помогает, не орёт, как мамка. А ещё он нам зимой носки подарил и шапки. Правда, в школе никто не поверил, что он сам связал, а мне всё равно. Пусть завидуют.
– Было бы чему завидовать, – вздохнув, Маша продолжила поливать грядки. – Уедем в интернат и поминай как звали.
Обдумав все «за» и «против», Митя собрался с духом и пошёл помогать детям в огороде.
– Совсем забыл, – подходя к Маше, сунул руку в карман штанов. – Тебе тут ещё подарочек.
Протянул ребёнку малюсенький свёрток. Маша развернула подарок и ахнула. Ей никто никогда не дарил украшений. Напялив на пальчик самодельное колечко, вытянула руку вперёд, чтобы полюбоваться красотой. Медные завитки переплетались между собой, напоминая чем-то цифру восемь или знак «бесконечность». Маша покрутила кистью и заулыбалась.
– Это Гришка принёс, – взяв два ведра, отчим подошёл к бочке с водой. – Жених.
Услышав слово «жених», девочка почувствовала неловкость. Сняла кольцо и спрятала в широкий карман сарафана.
– Ого! – Катюша также не ожидала такого поступка от председательского сына. – Он же с тобой не дружит.
– Со Стёпкой дружит, – гордо ответила Маша.
– Ну точно, жених! – рассмеялась сестра. – Скоро свататься придёт!
– Не говори ерунды, – щёки Маши залились румянцем.
На протяжении всего лета Гриша посматривал со стороны на Марию, но подойти и поговорить так и не решился, потому что рядом был друг Стёпка. Степан часто говорил о Маше в неприглядном свете, называл курицей или гусыней, посмеивался над ней и рассказывал всякие небылицы.
– Она такая дура, – сидя на свежих брёвнах будущего клуба, распинался Стёпа. – Горбатая какая-то. Ходит, как старуха, так и смотри, чтобы не подкинула чего. А то я эту бабскую натуру знаю. Наколдуют, а ты потом подняться не можешь.
– Кто тебе такое сказал? – Гриша слушал очень внимательно, так как верил другу безоговорочно.
– Бабка моя, папкина мать. Слышал, как она на мамку ругалась, когда папка заболел. Накликала, говорит, беду, а Толику теперь расхлёбывать, – мальчик говорил с такой уверенностью, что Гриша внимал каждому слову. – А у папки кашель такой был, что аж слёзы брызгали на всю комнату.
– Да ты что?
– Ага, потом, правда, фельдшер наш приходил, сказал, что это… – Стёпа поднял глаза кверху и задумался. – Ай, забыл. Слово такое чудное.