Институт благородных дэвров, или Гувернантка для варвара - стр. 64
Так мужчине, с которым вас связывает что-то больше, чем деловые отношения, не отвечают. Пусть не воображают себе ничего лишнего, как та же Мелли уже напридумывала.
Черный Вепрь лишь хмыкнул и вместо того, чтобы идти, держа руки на весу, просто сгрёб мою ладонь в кулак и повёл за собой, будто ребёнка какого. И я снова не поняла – то ли кайарахи не знал, как нужно идти к столу (но руку-то он предложил в полном соответствии с этикетом, заложив вторую за спину!), то ли так хитро переиграл в конце.
Ужин прошёл очень душевно, хозяева и гости деликатно старались не обращать внимания на звериный аппетит дэвров, которым слуги не успевали подносить всё новые блюда. Одна только Имельда сидела натянутая как струна, всем видом показывая, что случайно оказалась по соседству с Вангапу.
Предусмотрено было и развлечение: Магрета очень хорошо играла на гитаре, видно, что с душой. Щёки у неё порозовели, а мечтательный взгляд и робкая улыбка сделали её личико со слишком крупным носом, тонкими губами и припухшими бесцветными глазками почти что хорошеньким.
– Славная девочка, – шепнула мне Мелли. – Красоты природа не отмерила, а сердце доброе. Ни гонору, ни обиды, просто счастья семейного хочет. А мамаша её считает, что для дочки мэра абы какой голодранец не годится – барона ей подавай, по меньшей мере. С благородными породниться мечтает. А малютка вон чахнет. Если и хотел кто жениться, так мамаша давно всех разогнала… Ох, ладно, тряхну стариной, а то играет так душевно, а я очень этот романс люблю…
Имельда под аккомпанемент Магреты с чувством спела «Осенний вечер» – песню красивую и немного печальную, но со светлым послевкусием надежды в конце. Пелось в ней о поздних цветах, что распускаются лишь под первым снегом, да редкий садовник заметит их да выходит…
Обе исполнительницы сорвали заслуженные аплодисменты, но сильнее всех отличился Вангапу:
– МОЯ БАБА! – с гордостью и восхищением рыкнул он во всеуслышание, обведя ревнивым взглядом остальных мужчин, будто кто-то собирался это оспорить…
Я же с ужасом смотрела на Имельду. Лицо её менялось так неспешно, как будто недвижным зельем опоили: щёки начали бледнеть, зато потихоньку багровели уши и пятнами проступала краска на шее. Закаменели скулы, заострился мягкий подбородок, потемнели тёплые карие глаза. И медленно-медленно начали сходиться к переносице брови, а пышная грудь вздыматься, набирая полные лёгкие воздуха…
– Господин Риедарс, извините, нам пора, – быстро прошептала я Вепрю, что не отходил от меня и после ужина.
И, ухватив Мелли под локоток, самым бесцеремонным образом и в нарушение всех правил этикета я спешно покинула этот гостеприимный дом. Если хотя бы половина из того, что рассказывал мне Ник об «этой кошмарной фурии», правда, то светопреставление Имельда Ризе способна устроить не хуже толпы разъярённых дэвров. Видеть «Имельду-в-гневе» мне ещё не доводилось, но предпосылки к этому явлению были настолько явственные, что мне стало страшно за присутствующих.