Инсайт. Книга 2 - стр. 44
Играл Дарий так, будто никого не видел и не слышал. Он весь погрузился в музыку и чувства, вложенные в нее. Ева никогда не слышала ничего подобного. Стоило закрыть глаза, и образы сами собой возникали в голове. Музыка Дария Ле Гура была печальной и пронзительной, но вместе с тем светлой. Когда Висмут уснул, на звуки спустился Стром и, остановившись в дверях, задумался о чем-то своем, наблюдая за произвольно нажимающимися клавишами.
Дарий играл весь оставшийся вечер. Ева, слушая его, крепко заснула, свернувшись в кресле, чему Стром очень обрадовался. Из-за всех переживаний она не только плохо ела, но и тревожно спала, отчего под глазами залегли серые тени. А тут уснула и ничего вокруг не слышала. Не проснулась, даже когда капитан отнес ее в спальню и бережно укрыл одеялом.
— Не знаю, где ты, призрак, — прошептал он, спускаясь обратно, — но твоя музыка проникает в самое сердце. Кроме того, ты помог девочке уснуть. Спасибо за этот прекрасный концерт.
Дарий слышал и ответил капитану, потушив и тут же воспламенив фитиль в лампе, которую капитан нес в руке. Стром кивнул и повернул в гостевую спальню, что была на первом этаже.
Проснулись рано, на похороны собирались в угрюмом молчании. Капитан заранее попросил отправить из госпиталя сиделку, чтобы та позаботилась о Висмуте, пока друзья будут отсутствовать. Однако та опаздывала, и Дарий предложил остаться с коком хотя бы до ее прихода, чтобы быть рядом, если вдруг Висмуту срочно потребуется помощь. Еве идея понравилась, и она согласилась.
На севере Ласнора мертвецов не сжигали, а традиционно предавали земле. Проститься с лордом пришло совсем немного людей: губернатор Эгирин с сынишкой, несколько врачей и с десяток спасенных Мориусом пациентов. Шел снег. Хлопья были такими крупными, словно сами небеса горько оплакивали погибшего доктора. Ева стояла чуть поодаль и наблюдала за голубоглазой девушкой с длинными светлыми локонами. Блондинка очень близко подошла к гробу и, поцеловав лорда в лоб, вложила в его руки тетрадь в коричневой обложке и алую розу. Отвернувшись, незнакомка расплакалась на плече у хмурого старика с косматыми бровями. Тот угрюмо глядел на почившего лорда и что-то бормотал, еле шевеля губами.
Снегопад усиливался. Кружась, снег опускался на серую комковатую груду земли, на живые цветы, лежащие вокруг гроба, и на черную одежду покойника. Ложась на его лицо, снег не таял. Если бы не это, можно было бы подумать, что лорд, который всегда был бледным, вот-вот откроет глаза и, поднявшись, скажет, что произошла досадная ошибка и ему всего лишь требовалось время, чтобы прийти в себя. Но этого не происходило, и пушистые хлопья, падающие с неба, грозили засыпать лорда мягким снежным саваном.