Иностранная литература №09/2011 - стр. 14
К тому моменту, как я стал обладателем старинного герба в виде символической перьевой ручки, телефонная книга предоставила нам самое обнадеживающее семейное древо. Я добывал для мамы не только пештские телефонные книги, но и телефонные книги из провинции. Я уносил их из телефонных будок, а если они были привинчены железной спиралью, я вырезал монеткой страницу с “дубль в”. Для мамы это было лучшим подарком, пока мы еще дарили друг другу подарки. Иногда под Рождество я раскладывал перед ней самые полные телефонные справочники, и она по очереди писала всем Веерам. Ей отвечали, но, в основном, что до переселения в Венгрию они были Веерхагенами или что дедушка был не Веер, а просто Вер, но это мешало семейному бизнесу, потому что “Вер” значит “кровь”, а с такой фамилией сложно вести врачебную практику, и все в таком духе. Интересно, что исконные Вееры никогда не отвечали. Молчали именно те, кто не в театральном буфете узнавал самые волнующие рассказы о национализации, для кого выселение было не просто экзотической историей, услышанной из третьих уст. Они не хотели переписываться с восьми- или десятиюродными родственниками, с членами семьи, которых никогда не видели, и спустя какое-то время я начал их понимать, но мама понимала их все меньше и меньше.
– Наверняка у них сменился адрес, сынок.
– Да, мама, у них много раз менялся адрес, но теперь наконец ложитесь спать, потому что уже пятый час, говорил я, и, когда понял, что имущество разрастается даже после его утраты, что древняя империя Вееров каждый год пополняется тремя комитатами, я стал уничтожать эту призрачную страну, эту гигантскую раковую ель. Сначала я сохранял осторожность, говорят ведь, человек сам рубит сук, на котором сидит, но потом мой топор разошелся, и много лет я отсекал ветки, простирающиеся в никуда, и корни, цепляющиеся за одну надежду, пока не достиг ствола, единственной реальностью во всей этой лжи была фамильная скрипка моей сестры.
Дрова были сырыми, напрасно мы их поливали бензином, буржуйку не удавалось разжечь. После третьей или четвертой попытки священник ушел за новой порцией газет, а я стал рассматривать книжные полки дружинников, переделанные из шкафов для оружия. Наконец нам удалось затопить, он принес красный свитер из голландской коробки с гуманитарной помощью, я повесил пиджак сушиться, и мы вернулись на кухню, которая, судя по лепнине, была предназначена скорее под салон, но никак не под кухню или спортзал. Пока он засыпал в кипящую воду порошок “Магги”, я достал из буфета тарелки.