Иностранная литература №04/2012 - стр. 46

Я почувствовал, что настал момент, когда необходимо что-то ответить, разбить лед молчания. Но что можно сказать после такой затянувшейся паузы, не вызвав подозрений в лицемерии?! Слишком поздно для демонстрации восторга и блаженства, для того, чтобы вместе с Жюли воспарить на седьмое небо от счастья. В сущности, все и так было уже сказано. Жюли вполне верно оценила это молчание, хотя и воздержалась от ехидных комментариев типа: “И это вся твоя реакция?”

Я попытался вспомнить тот момент, когда мы впервые заговорили о рождении ребенка. Это было в конце одного ужина, сопровождавшегося довольно щедрыми возлияниями. К тому времени мы жили вместе уже четыре года. “Я хотела бы родить от тебя ребенка”, – сказала она, отпив глоток вина; правда, я не поручусь за точность цитаты: возможно, она выразилась осторожнее, намеками. Мой ответ, если не ошибаюсь, был весьма уклончивым, вполне в нормандском духе: “Почему бы и нет… впрочем, у нас еще вся жизнь впереди”. Честно говоря, я ничего не знаю о нормандцах и еще меньше об их ответах на жизненно важные вопросы. Но одно могу сказать вполне определенно: я не ответил “нет”. Напротив, у меня вырвалось коротенькое “да”, крошечное словцо с непредсказуемыми последствиями, микроскопическое, как зародыш, невидимый на этой стадии развития даже на экране во время УЗИ, так что вряд ли кто-то способен предсказать его судьбу. На любом языке слово “да” звучит сухо и четко, как смертельный выстрел. Уж не потому ли мы с Жюли, не желая произносить или слышать его, отказались от торжественного свадебного “да” под бесстрастным взором мэра? И ведь всего-то две буковки, но сколько же невероятных последствий они таят в себе! У того, кто их произнесет, нет ни малейшего шанса вывернуться (мол, я сказал “да”, но это значит “нет”) или отложить решение (“мне бы хотелось серьезно обдумать это”). И все же, как ни смотри, в моем робком “да” звучала просьба об отсрочке. “Осужден на отцовство с отсрочкой исполнения приговора”, – можно ли представить себе подобное наказание и судью, способного его огласить?!

Однако, в данном случае, об отсрочке и речи не было: ведь, судя по словам Жюли, я уже стал отцом этого жизнелюбивого зародыша, ловящего голоса внешнего мира. Ибо восприятие начинается со звука – так разъяснит мне позже врач. И с этой точки зрения, мое “вступление в отцовскую должность” оказалось отнюдь не блестящим: ледяное молчание вместо праздника светомузыки. “Тишина на площадке, снимаем!” – возглашал режиссер нашей жизни. Жизнь зародыша только-только началась, а наша собственная все еще пыталась удержаться на прошлых позициях.