Иностранная литература №03/2012 - стр. 13

Ввалившись в корчму, они прямо в тулупах усаживаются за столы и за стойку; глаза черные, так и блестят под широкополыми шляпами, зубы белые, сверкающие в густой бороде. Не глотая, стакан за стаканом опрокидывают они в себя палинку. В гостях выпивают все компоты из бабушкиных кладовок и ковыряют в зубах охотничьими кинжалами. На концертах хлопают в паузах между частями симфонии, а в корчме вместо ножей и вилок пользуются топорами, заказывая еду громогласным криком и стуча по столам кулаками. Чарки, пинты, шкалики, кварты и штофы так и летают в стенах “Плачущей обезьяны” и “Святой жабы”.

Громадные свои посохи углежоги держат всегда под рукой. А на улице, за порогом корчмы, их дожидаются неподкупные белые псы.

Любимое блюдо у них – фаршированная кобыла. А также спагетти а-ля карбонара. Им они и питаются день-деньской, потому что они – углежоги. А еще едят хэм энд эггс – бекон и яйца. Такова пища углежогов, а проще сказать – карбонариев.

Грозный батюшка! – словно в опере, мысленно обращаюсь я иногда к своему отцу. – Выслушай дочь свою, взывающую к тебе! – Но он мне не отвечает. Отца своего, как и мать, я не знаю, никогда их не видела и представить себе не могу, что сталось с ними, после того как однажды они вдруг пропали с фермы. Порой мне кажется, что в один прекрасный день они все же вернутся. Но если задуматься над тем, что пишут в газетах, то, право же, я не знаю, на что надеяться. Ведь в любой момент, как это положено в модных романах, может, к примеру, выясниться, что отец был агентом гэбэ.

У меня появился друг-человек. Это Петике, внук аптекаря с Монастырской улицы; которого так и зовут – Пети Аптекарь. Это он заметил, когда дикие гуси двинулись в путь: “Ну вот и гусиное сердце повернулось к югу”. Мне кажется, он влюблен в меня. Обычно он собирает лесные травы для своей бабушки. Он примерно одного со мной возраста, лет пяти-шести; что ни день появляется он у фермы, торчит у забора и откровенно любуется мной. И стоит мне только переместиться, как он, по ту сторону, следует за мной по пятам, угощает медовым печеньем, халвой и всякими прочими лакомствами.

– Спасибо тебе за печешки, Петике, – говорю я ему. – За печешки, за семки, орешки. За то, что не забываешь меня. За все.

– Научи меня вашему языку, – пристает он ко мне. Уж не знаю, зачем ему страусиный язык, если мы можем общаться на суперлимбе, хорошо понимая друг друга.

– Но мне все же хочется общаться с тобой на твоем языке, – улыбнулся он мне загадочно-человеческой улыбкой.

Как все-таки непривычно выглядят лица людей.