Иностранная литература №02/2013 - стр. 1

Перевод с английского, вступительная статья, составление и примечания Александра Ливерганта

© The Estate of Evelyn Waugh, 1979

© Александр Ливергант. Перевод, вступительная статья, 2013

Полностью “Дневники” Ивлина Во выйдут в 2013 году в московском издательстве “Текст”.

По аналогии с жанром “роман в письмах”, эту публикацию можно было бы назвать “романом-дневником”. Романом, в центре которого – если воспользоваться названием знаменитой книги Джеймса Джойса – портрет художника в молодые годы. Художника – в буквальном смысле, а не только в переносном: с детства Ивлин Во отлично рисовал, одно время собирался стать художником, всю жизнь интересовался живописью и архитектурой, хорошо и в том, и в другом разбирался. “Молодые годы” охватывают первые тридцать шесть лет жизни писателя: начинает Во вести дневник очень рано – с младших классов школы, и ведет его – порой со значительными, бывает, многолетними перерывами – всю жизнь, почти до самой смерти. Мы же приводим фрагменты из его “Дневников” до сентября 1939 года – до начала Второй мировой войны, в которой он, к слову сказать, активно и в разном качестве участвовал.

Дневник – это всегда портрет в интерьере. Бывает, интерьер – окружение, эпоха – оттесняет портрет на второй план: дневник Л. К. Чуковской, братьев Гонкуров. У Ивлина Во окружение и особенно эпоха не составляют портрету конкуренции. Окружение между тем играет в “Дневниках” немаловажную роль. Многие из окружения писателя переселяются со страниц его дневниковых записей на страницы его же книг: читавшие Ивлина Во узнают в близких школьных и оксфордских друзьях писателя, в светских приятелях, собутыльниках, подругах, коллегах по перу, случайных знакомых и литературных, театральных и политических знаменитостях прототипы его сатирических персонажей. А вот эпоха просматривается с трудом: об исторических событиях первых сорока лет XX века – Первой мировой войне, Общенациональной стачке 1921 года, итало-абиссинском вооруженном конфликте – говорится вскользь, между делом. Нет в “Дневниках” ни слова о русской революции, об экономическом кризисе 30-х, почти ничего о приходе Гитлера к власти.

Кто же смотрит на нас с портрета? Человек, безусловно, одаренный, но по-человечески не слишком привлекательный. Сноб: всегда кичился добрыми отношениями с аристократическими семьями. Как и полагается сатирику, мизантроп: “…худшей школы, чем Хит-Маунт, нет во всей Англии”, “Чудовищно скучно”, “Сегодня совершенно пустой день”, “Нынешнее Рождество – сплошное разочарование”, “Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным”, “Неделя получилась хуже некуда”. Сибарит, гурман, эгоист. Обидчив, раздражителен, капризен, пренебрежителен, страдает резкими перепадами настроения. Хорошо разбирается в литературе и живописи и ничуть не хуже – в людях, большинство из которых, прямо скажем, не жалует. Да и собой доволен бывает редко – свои сочинения, впрочем, обычно хвалит. При этом инфантилен, очень любит строить планы на будущее, давать себе “крепкий”, но редко выполняемый зарок: “С сегодняшнего дня бросаю пить”, “На Пасху перестаю принимать снотворное”, “Со следующего месяца начинаю писать иначе”. С людьми сходится плохо (правда, если сходится, то надолго), не близок ни с родителями, ни —тем более – с братом, раздражать его будут даже собственные дети.

Типичный англичанин, Во даже школьником не склонен откровенничать, неукоснительно, по-британски блюдет законы самоконтроля и сдержанности: известное дело, “дом англичанина – его крепость”. Его внутренний мир скрыт за миром внешним. Чувства, эмоциональный и философский настрой, взгляды на политику, литературу, религию, да и все то, что принято называть “личной жизнью”, “творческой лабораторией”, в его дневниках, как правило, – за семью печатями: “Все по-настоящему важное лучше, думаю, хранить в памяти”. В отличие от героя тургеневского “Дневника лишнего человека”, герой “Дневников” Во редко “вдается в умозрение”. Не доверяет дневнику, например, такое важное решение, как перемена конфессии, – нигде ни слова о том, что привело его в католичество, что для него значило “верить” и как он понимал свою личность в свете требований, предъявляемых католичеством к верующему. Из всех чувств, заботливо припрятанных от читателя (а возможно, и от самого себя), исключение составляет разве что чувство юмора – нередко “черного”. Вот им-то автор “Мерзкой плоти” и “Пригоршни праха” “делиться” готов всегда.