Иннокентий едет в деревню - стр. 20
– Нет.
Мы постояли.
– Пошли в клуб, – сказал Кролик.
По средам клуб пустовал. Местные ходили туда по вторникам.
В этот день приезжала продуктовая машина, полная нарезных батонов, подозрительной колбасы и сигарет без фильтра. Водитель открывал кузов, и люди, с утра стоявшие в очереди, тут же смешивались в толпу. Они брали автолавку на абордаж и в мгновение ока сметали товары.
Участвуя в действе, я получал локтем по уху и то и дело терял галоши в лужах. Стоит ли колбаса, что продавали в автолавке, таких жертв, никто не спрашивал.
После нападения на машину женщины расходились по домам готовить, а мужики располагались в клубе и запивали купленным пивом самогон. Курили, играли в карты и домино. В общем, вторник был отличным днем. Отличным от всех остальных дней недели.
Сегодня была среда. По средам автолавка не приезжала, и клуб не работал. Но я об этом не подумал.
1.3.1. Лисенок в поле
– Я знаю, что это ты.
Кролик не ответил.
– Ты и кто-то еще.
– Ребята из Солнечного, – сказал Кролик. – Отличные, кстати, парни!
– Чтобы я уехал, так?
Кролик молчал.
– А Высокий Папа?
– Он денег уплатил. Чего было делать?
– Понятно.
– Смотри, – Кролик толкнул меня в бок.
Я поднял голову и увидел в поле лисенка.
Он стоял, навострив уши, и следил за нами. В узкой мордочке чувствовалось застывшее напряжение. Раз – и лисенок длинными прыжками помчался в сторону леса. Мне бы последовать его примеру, но я увлекся разговором.
– Пугливый, – сказал Кролик.
«Свободный», – подумал я.
– А если я все расскажу? Если в деревне узнают?
– Кто тебе поверит?
«Кто тебе захочет поверить?» – услышал я.
– Кто ты, а кто он?! – продолжил Кролик. – Ты здесь без году неделя, и никому не нравишься.
– Почему?
– Да по всему!
Кролик подошел к двери клуба и откинул щеколду.
– Иди, – сказал он.
В помещении было темно. Электричество в клуб не провели, а ставни на окнах были закрыты.
Я вошел. Кролик захлопнул за моей спиной дверь, заскрежетала щеколда.
– Ты охренел, что ли?
Кролик не ответил. Я услышал, как он сходит с крыльца.
Я застучал по двери.
– Кролик!
Со злости я ударил ногой по скамейке, очертания которой угадывались в темноте. Она была прибита к полу. Я треснул кулаком по столу, но и тогда ничего не изменилось. Я был заперт в клубе.
«Ну я и дурак! Настоящий олух».
Несколько минут самобичевания, и я различил стрекот сверчков. Он нарастал, нарастал, и вскоре мне стало казаться, что на земле, кроме меня и сверчков, больше никого нет. А потом я понял, что и меня нет. Одни сверчки.
1.3.2. Эй
Когда наступила ночь, я был уже достаточно затравлен. Я твердил: «По-моему я уже достаточно затравлен. Можно же меня выпустить, наконец!»