Инквизитор. И аз воздам - стр. 49
Ульмер неловко хмыкнул в ответ на его усмешку, но то ли с ответом не нашелся, то ли счел для себя предосудительным обсуждать представителей городского управления в подобном тоне.
Ратуша оказалась трехэтажным узким строением с приткнувшейся к нему колокольней; приют законности высился на островке посреди реки, соединенный с обоими берегами узкими мостиками – копией многих из тех, что встречались на пути и прежде. О том, что остров был создан людскими руками, Ульмер рассказал еще на подходе; вообще сама история существования магистратского здания была одним сплошным юридическим казусом. Когда речь зашла о постройке, епископ, в чьем владении находилась земля, уперся и пошел на принцип, отказавшись выделять ее в любом виде, – ни в дар городу, ни в аренду, ни продать хотя бы клочок никто так и не смог его убедить. В конце концов, заявив, что река не принадлежит никому, горожане попросту насыпали искусственный остров, положили мосты к левому и правому берегам и возвели ратушу посреди Регнитца.
Здание вышло крепким, солидным, а внутреннее убранство после подчеркнутой мрачности Официума показалось даже, можно сказать, уютным. На третьем этаже размещался городской архив, на втором – канцлер, ратманы, бюргермайстеры и прочий управляющий люд, а на самом нижнем трудилась, по выражению местных, «магистратская плесень» – мелкие секретари и писари, каковые уже в молодые годы обзаводились всеми мыслимыми болезнями суставов по причине постоянной сырости.
Судья Герман Либерт и нотариус Клаус Хопп, пришедший на смену утопшему предшественнику, обнаружились не сразу – в зале, где, по словам молодого инквизитора, их всегда можно было отыскать, была тишина и пустота, и лишь слабый летний ветерок из распахнутых окон прохаживался вокруг столов и скамей. Оставив Курта в зале, Ульмер почти бегом устремился прочь, на ходу пробормотав извинения, и возвратился спустя несколько минут в сопровождении обоих представителей магистрата. Неудивительно, что местный обер-инквизитор не принимает своего подчиненного всерьез, отметил Курт, выслушав еще одну порцию извинений; нрав у парня для инквизиторского чина чрезмерно мягкий и излишне несамолюбивый. То, что при таком складе натуры он вообще угодил в инквизиторы, не удовлетворившись должностью помощника, само по себе было чудом.
Беседа с судьей и нотариусом заняла едва ли не полчаса, однако ничего не прояснила; впрочем, иного Курт и не ждал – если судить по протоколам и рассказам обер-инквизитора и Ульмера, все участие этих двоих в деле ограничилось тем, что они приняли с рук на руки самого обвиняемого, все собранные Официумом улики и доказательства, после чего им оставалось лишь подмахнуть постановление о казни. О канувшем в безвестность inspector’е Штаудте никто из них также не смог сказать ничего внятного; да, заходил, да, спрашивал о том же, о чем и майстер инквизитор, да, интересовался судьбой дочери казненного судьи, нет, о невесте сообщника-племянника не заговаривал и ее участие в деле не обсуждал.