Инкубатор. Книга II - стр. 48

Пропуском сюда служит проклятая петля времени, которая есть на вые у каждого. Так уж всё устроилось. И она неумолимо сжимается. Пуповиной ли при рождении, морщинками ли на шее любимой…

– Здравствуй, пап…

Голос Жорки наконец-то высвобождает всё, накопившееся с убийства Анны. Лопаются запоры, рушатся плотины, и Шевцова охватывает огромная, распирающая грудь радость. Дивный восторг заливает окружающее жемчужным светом. На пике экстаза он направляет обрез на пасынка и жмёт на спусковой крючок. Сейчас!..

Внезапно всё вокруг выворачивается наизнанку и обращается чудовищным негативом: в сером небе на месте солнца возникает чёрная дыра, Жоркины зрачки вспыхивают неестественно белым. За бесконечное мгновение до того, как боёк соприкоснётся с капсюлем, Сергея молнией пронизывает мысль, от которой цепенеет в беспросветном животном страхе: «Зачем силуэт заставил меня сделать это?..»

Силуэт ждёт выстрела. Чужие эмоции, раз за разом накатывающие волнами, мягко колышут его сознание. Он полулежит с закрытыми глазами в продавленном кресле цвета гнилой вишни, привычно поглаживая кота на коленях. Тот довольно урчит, уставившись на огонёк толстой чёрной свечи, горящей на столе. За окном в сумерках тонет остов сожжённой пятиэтажки.

В миг слияния, когда ещё одна сущность хлынула в тело, заполняя его сладким ужасом, Сергей стонет в истоме. Эхо выстрела ещё тает вдалеке, как вдруг кот запускает когти в хозяйскую ногу и громко шипит.

– Ты чего, Тайсон?! Всё… – Шевцов поднимает веки и от неожиданности вжимается в спинку кресла.

За межоконьем наливается потусторонней тенью его отражение, едва сдерживающее громадного одноглазого ротвейлера.

До сих пор Андрей Охоцкий никаких особых потрясений в жизни не испытывал. К тридцати пяти годам у него была работа, семья и привычка посыпать край пивного бокала щепоткой соли перед каждым глотком. Он не пытался заглядывать в будущее, а также был равнодушен к прошлому. В общем, плыл по жизни, потихоньку обрастая жирком как в физическом, так и духовном плане.

Сегодня, как и всегда по пятницам, Охоцкий сидел, вытянув в проход ноги, под красным зонтиком с вездесущей рекламой «Coca-cola» за столиком летнего кафе и пил пиво. Напротив расположился его друг Павел Беляков, в отличие от рослого поджарого товарища приземистый и с намечающимся брюшком. Он был не самым безвестным, но и нельзя сказать, что бы особо талантливым журналистом в городе. Быстро изложив последние местные новости, достойные хоть какого-то внимания, Беляков уже минут как двадцать взялся за старые анекдоты, потому что молчание отнюдь не было его отличительной чертой.