Информация к размышлению (Везде и нигде). Сборник рассказов. Поэма «Крым» - стр. 2
В то время работы писались с рукописного текста, с многочисленными правками жуткими корявыми почерками, которые иногда были по силам только опытным дешифровальщикам Комитета Государственной Безопасности. Вера Михайловна не любила утруждать себя подобным чтением и печатала, что бог на душу положит, перекладывая всю ответственность на исполнителей, которые занимались считкой печатного текста.
Иногда в срочной работе наступал перерыв из-за редакторской правки, и тогда Вера Михайловна не теряла времени зря. Была она женщина крупная, белорозовая и носила шиньон в виде вплетаемой косы, которую тут же клала рядом с собой и начинала свой утренний макияж на глазах многоуважаемой публики. С невинным и невозмутимым видом Вера Михайловна могла достать из сумки вчерашнюю жареную рыбу и разложить ее тут же у пишущей машинки, что повергало исполнителей в полный шок, и смачно начинала завтракать, угрожая заляпать жирными пальцами только что исполненную работу. В отдельных случаях она начинала кокетничать и, перекинув одну свою толстую ногу на другую, откидывалась на стуле, вспоминая былые победы и щуря поблескивающие глазки на понравившийся ей объект. Нарисовав на лице, как она думала, сногсшибательную неотразимую улыбку, Вера Михайловна совершенно забывала, что ей уже за пятьдесят, и с уверенностью светской львицы и роковой соблазнительницы небрежно произносила: «Коля, дай закурить!».
Коля Высоковский был капитаном 1 ранга и видным мужчиной, не способным обидеть женщину своим невниманием. Он галантно протягивал Вере Михайловне пачку «Казбека» и зажженную зажигалку. Вера Михайловна, насколько позволяли ей ее толстые пальцы с облезлым маникюром, изящно брала папиросу и, щуря свои глазки, как кошка, прикуривала и нежно пускала дым колечками прямо в лицо своей симпатии. Высоковский брал вторую папиросу и начинался интим, нарушаемый непотребным вмешательством некоторых наглых исполнителей, смеющих сокрушать эту идиллию какой-то нудной срочной работой. Именно в такой момент и случилась вся эта неправдоподобная правдивая история.
Вера Михайловна была не сильна в русской орфографии и синтаксисе. Плоховато знала она и географию с литературой, что простительно красивой женщине. Зато отлично умела считать деньги и знала в них толк. Когда в очередной раз ей принесли правленый и переправленный рукописный текст с многочисленными вставками вверху, внизу и сбоку, она обреченно вздохнула, томно посмотрела на Высоковского и принялась за работу. Буквы в омерзительном почерке прыгали и скакали, как безумные или пьяные, свисая со строчек и запрыгивая друг на друга. Вера Михайловна печатала по наитию, не вдаваясь ни в смысл печатаемого, ни в подробности текста. Когда она дошла до названия города, она споткнулась и впервые задумалась, как следует напечатать. Исполнителя рядом не было, да и спрашивать подобную ерунду было стыдно. Вера Михайловна считала себя женщиной образованной и не любила пасовать перед трудностями. Она еще раз посмотрела на пляшущие буквы, на перенос и на другую строчку и, очертя голову, бросилась продолжать работу. За дверями уже слышался неуемный топот копыт исполнителей и густой заливистый мат начальника КП Семена Никаноровича, человека тонкого и воспитанного, который после каждой своей громогласной тирады приносил свои извинения глубокой повинной фразой: «Простите за выражение!». Медлительность и трюки в работе Веры Михайловны уже приносили свои щедрые плоды, и начальник КП терял ангельское терпение, предаваясь за ее спиной немилосердным, непередаваемым идиоматическим выражениям богатого и великого русского языка.