Размер шрифта
-
+

Инферис - стр. 2

– Не поворачивайте его на живот, – прохрипел я. – У него там было ранение, он может начать задыхаться.

– Марк де Верн? – над моим ухом послышался сухой официальный тон. Я дождался кивка одного из медиков и перевёл взгляд к задавшему вопрос.

– Чего надо, кэп? – я ненавидел штатских, и они отвечали мне холодной взаимностью. На нижнюю часть лица и шею мне надели фиксирующий воротник, и из-за него мой голос звучал глухо, словно из преисподней.

– Старший помощник председателя комиссии, капитан Бойль. Мы доставим вас обоих в военный госпиталь. И обязательно расследуем это дело.

– Уж постарайтесь, старпом, – я стиснул зубы, когда меня аккуратно приподняли и загрузили в герметичный бокс. Пока подключали к системам, я, не мигая, смотрел в полное лицо Бойля с крючковатым носом. – Благодарю за оказанную честь. А ваши эскулапы соберут меня по частям? А то ни рук ни ног не чувствую…

– Будьте уверены. В госпитале сохранилось ещё дореставрационное оборудование. Исправят всё. Каждую вашу косточку, – фыркнул капитан. В его заплывших глазках я прочитал обещание скорейшей расправы. Мог быть уверен в том, что мне припишут всю вину в произошедшем. Сделают всё, чтобы отправить меня в тюрьмы на Метеорах[2].

– Что с самолётом?

– Плачевное состояние. Восстановлению не подлежит. – Бойль выпрямился, давая понять, что разговор окончен. Я закрыл глаза. Хотел отомстить человеку, но в итоге сам разбился на его самолёте. Фортуна всегда заставляет платить по счетам.

Санитар переключил датчики подачи воздуха, и крышка бокса с лёгким шипением защёлкнулась. Я задержал дыхание, затем сделал глубокий вдох по инструкции и позволил тьме наконец-то принять меня.

Казалось, прошла вечность перед тем, как я открыл глаза в военном госпитале. Увидел сухонькую пожилую медсестру, качавшую головой. Тусклый светильник, работавший от генератора – видимо, опять перебои с электричеством. Тихий писк электронных датчиков. Арочные тройные окна как из старинных открыток. Белоснежные стены, ещё пахнувшие извёсткой. Изображение танцующего бога в развевающихся одеждах на полотняном гобелене – символ эпохи реставрации, начавшейся после мировой катастрофы. Я тщетно пытался разглядеть нарисованное умиротворённое лицо. Видел, как пламя светильника золотило гибкое тело, испещрённое витиеватыми письменами. Лёгкие ткани, словно запутавшиеся между взметнувшимися руками и согнутыми в танце коленями. Местные называли этого бога «Ma joje»[3], мечтая о лёгкости, которой им не хватало после крушения мира с его иллюзиями и мнимой стабильностью. Встретившись взглядом с пожилой медсестрой, я понял, что отныне лёгкость не скоро вернётся в мою жизнь.

Страница 2