Имя - стр. 18
Турков призывали сдаться, но безуспешно – один из парламентеров был застрелен, другой ранен. Генерал приказал отвести пехоту на ружейный выстрел ― пушек в монастыре не оказалось ― и ждать полевой артиллерии. Попытки пробить ворота, а главным образом созданный за ними завал, легкими полковыми орудиями австрийцев не увенчались успехом.
В ожидании Воейкова генерал спешился и прихрамывая вышел к воротам, остановившись точно на рубеже действительного огня. Турки тем не менее стреляли. И пару раз были близки к успеху. Генерал в порыве любопытства, стремясь как можно лучше оценить перспективы и направления предстоящей атаки, вышел на десяток шагов вперед за линию ружейного огня турок. Просьбы адъютантов поберечься были оставлены без внимания. Быть может, прибывший гораздо раньше обозначенного срока Воейков спас тогда генерала. Докладывая о прибытии, он был ранен в руку. Перевязку сделали тут же. Красный мундир Воейкова залило кровью, но он не бросил пушки и лично руководил орудиями вплоть до окончания штурма.
Была ли пуля, доставшаяся Войекову, предназначена для генерала с уверенностью сказать сложно. Но сам генерал на состоявшемся пятью часами позже торжественном обеде безапелляционно заявил, что ему прилетело бы прямо в лоб, если бы не прибывший раньше срока начальник полевой артиллерии. В таких вопросах командующий ошибался редко, глаз у него был алмаз, и ему поверили на слово. Но всё это было позже, а теперь, покинув зону обстрела, генерал указал на место размещения орудий, отправив пару пушек в помощь австрийцам, столкнувшимся с завалом, собранным из камней, телег и всякого строительного мусора.
В скором времени пушки Воейкова открыли огонь. Помимо ворот они стреляли по узким, похожим на бойницы, окнам, во многих местах основательно разрушив монастырские стены. Построенные скорее для защиты от разбойников, они, конечно, не были рассчитаны на огонь регулярной артиллерии. Не прошло и четверти часа как путь пехоте был открыт. Узкими – в три, а где и два человека – колоннами егеря, а на их плечах и гренадеры, ворвались в монастырь. С противоположной стороны почти в то же время в монастырь вошла австрийская пехота. Началась резня. Янычар было всего-то несколько сотен. Они гибли обреченно. На каждую их саблю приходилось по несколько разъяренных сопротивлением штыков. И если бы не взорванный кем-то из янычар пороховой погреб, все закончилось бы за считанные минуты. Взрыв сорвал крышу с монастырской трапезной. Одна из разлетевшихся во все стороны досок сбила с коня принца Кобургского, благо без серьезных для австрийца последствий. Многие офицеры были ранены, части турок удалось затвориться в монастырской церкви, откуда они с четверть часа отстреливались. Когда пули и порох закончились, не дожидаясь выстрела подведенной к церковным воротам пушки, оставшиеся в живых янычары сдались. От взрыва в монастыре генералу тоже досталось: его густо присыпало пылью и щепками, да в левом ухе потом с неделю неприятно екало. Но отделался он, в отличие от многих, легко. Телесно Фокшаны, спустя годы, никак не напоминали о себе.