Имя шторма - стр. 44
– Я издалека, – неопределенно пожала плечами.
– Саленгвард – это гибель, – понизив голос до испуганного шепота, сказал мальчишка. – Каждый, кто войдет в город, будет проклят Перворожденными. Духи от него отвернутся. И даже после смерти не примут на вечный пир. В Саленгварде смерть выпивает сначала тепло, потом дыхание. Забирает по капле, а потом ничего не остается. Все мертвое.
Я едва слышно хмыкнула. Что еще за глупые байки?
– Ты сам-то там был?
Мальчик вытаращился так, словно я сказала великую глупость. Глянул боязливо через плечо.
– Смеешься? Нет, конечно. Хотел как-то глянуть, но меня Шторм потом так уму научил… – Брик слегка сконфузился. – Нельзя живым в Саленгвард. Его риар много лет назад нарушил законы Перворожденных. И они его прокляли навеки. Мертвое там все… Даже дышать трудно. Хочется грудь разодрать, чтобы хоть глоток сделать! Камни там мертвые, земля мертвая, лес, что рядом… Жуть одна. Все погибло! Даже на охоту мы ходим за дальние скалы, три дня идти надо! Через перевал. И даже там мертвечиной тянет. Одну лишь воду убить не удалось, потому как вода вездесущая. И течет со всех сторон, и обновляется каждый день. Воду не убить даже Саленгварду. Мы потому на воде и живем, лильган. Пока еще живем. Потому что… Знаешь что! Не говори о Саленгварде! Не смотри в его сторону и не думай. Не буди то, что за стеной.
Он осекся, насупился и замолчал. Я поняла, что больше о пугающем месте Брик не скажет. Ну и ладно, у меня и других вопросов полно.
Лильган… я покрутила в голове непривычное слово. Кажется, я уже поняла, что оно значит. Должница.
А вот что значит другое слово – «кьяли»?
Я спросила, и мальчишка неожиданно ярко покраснел.
– Это… ну в общем… нежданное сокровище. Так говорят женщине, которая… которая… ну, вызывает сильное… вожделение!
– Не продолжай! – Я уже пожалела, что спросила. – Вообще-то меня зовут Миранда. Мира.
– Ты странная, Мира. Очень странная! – округлил глаза паренек.
Я рассмеялась и пожала плечами, решив, что это лучший ответ, когда ничегошеньки не понимаешь!
Мальчик снова вернулся к корзинам. Поиски его наконец увенчались успехом, и Бриг, сунув мне в руки комок тканей, вышел. Я же с содроганием стянула с себя влажную одежду и с блаженным стоном облачилась в сухое и теплое. Мне выдали вытертую синюю рубашку, явно мужскую, пришлось подворачивать длинные рукава. От ткани пахло сухими травами и тоже – солью. Ею тут пропахло абсолютно все. Сверху я натянула серое платье без рукавов, с высокими боковыми разрезами и низкой горловиной. Край платья украшал белый узор. Я удивленно погладила вышивку. Гладкие стежки лежали ровно-ровно, один к одному. И казалось, рисунок нанесли не иглой, а кистью. Скалы, солнце и полумесяц, звезды, и конечно – извилистая лента фьордов, тянущаяся по всему подолу. Вроде и просто, а красиво так, что глаз не оторвать. Какая мастерица сшила и украсила это платье? Оно не новое и явно многократно стиранное. От ткани платья тянуло затхластью, даже несмотря на мешочки с сухими травами. Эту вещь очень давно не доставали из корзины. Я снова погладила вышивку. Платье и рубашка – чистые и сухие, и это самое важное. Хотя сейчас я бы надела что угодно, лишь бы согреться! На ноги полагалось натянуть тонкие штаны, вязаные носки и башмаки. К счастью, они пришлись мне впору.