Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой - стр. 104
‹…› Вилли Гроаг решил написать книгу обо всем. Но… у него нет родного языка. Немецкий – язык его детства и дома – уже стал архаичным, чешский – забыт отчасти, иврит не полностью освоен, английский не интимен. Я предложила о каждом периоде писать на своем языке, и эти части переводить на другие, т. е. использовать это как художественный прием. Я бы так хотела написать вместе с Вилли эту книгу, но на каком языке?! ‹…›
76. И. Лиснянская – Е. Макаровой
Без даты [11–12 апреля 1992]
Дорогая моя доченька! Получила твои два письма из самолета и после самолета, деньги и банку кофе. Про деньги я уже знала, папа позвонил Яне просто так через неделю после Сашиного (Ганкина) возвращения и узнал, что нам есть письма и др. Но про кофе я не знала. И когда мы его вывезли и привезли от Иры в машине, узнали про кофе, я просто завизжала от счастья. Хотя деньги куда большее богатство.
‹…› Ты почему-то не пишешь о нашем с Семеном подробном письме о твоей повести. Наверное, еще не дошло. Пьеса нам очень понравилась, но я смутно представляю себе, как и кем она может быть поставлена. Талантливо! М.б., для кино лучше? Здесь о такой постановке и думать нечего. ‹…› В Киеве, говорят, в автобусе ехать почти невозможно (передал Галинский[120]), а украиноязычного поэта Кацнельсона[121], которого всегда любили, подожгли, т. е. квартиру подожгли. Сработала какая-то сигнализация в подъезде, приехала пожарная команда и спасла семью, а книги и проч[ее] сгорели. В Москве такого вроде бы нет, в транспорте не езжу, но, если бы такое было бы, конечно, и до нас бы дошло. Есть только на коричнево-красных лозунгах и т. п. ‹…›
Ленусенька, любимая моя, как я рада, что твое путешествие было таким непредсказуемо интересным. Конечно, ты очень прекрасно описала мне строгую и роскошную красоту увиденного и встреченного в путешествии. Меня очень тронуло, что первое письмо ты мне писала в самолете, прерываясь то на обед, то на завтрак. Каждое письмо твое это «праздник со мной». ‹…›
Мы с Семеном пришли к убеждению, что папа – счастливый человек. Он живет иллюзиями, в которые верит, абсолютно войдя в роль личности, какую его фантазия нарисовала. Держится очень в себе уверенно, даже снисходительно, я за него рада. Например, он рассказывал Семену, что у него были в Израиле и выступления (платные!) в переполненном зале. Ну, еще одно такое я могу представить. А вообще я строю иную картину: собрались твои знакомые и знакомые твоих знакомых, знакомые папы и знакомые их знакомых, сложились, и так папа получил денежное вознаграждение. Права ли я? Но он даже не врет, он сам уже есть его версия. Действительно, дай Бог ему здоровья – счастливец. Я же строю свою жизнь в литературном мире с обратным знаком, м.б., хуже, чем на самом деле, но очень точно. ‹…›