Империя тюрков. Великая цивилизация - стр. 8
Уборщицы и «белые» консьержки завтракают и ужинают на съёмных комнатах, там у них плитки. У меня завтракать дома не получается, да и вообще не получается за один раз съесть так много еды, чтобы потом пять часов ходить сытой. Приходится – весь день и понемногу. Летом мой рацион может выглядеть так: с утра бублик (шестнадцать рублей) и кофе (ну, например, пять-шесть рублей) со сливками (тридцать рублей на весь день), потом, перед обеденным перерывом, «ролл» из лаваша и брынзы (тридцать пять рублей) вприкуску с абрикосом (около трёх-четырёх рублей), запить чаем (около рубля), после обеденного перерыва – два-три абрикоса (около червонца) и снова кофе со сливками, перед вечерним перерывом – опять «ролл» с чаем и перед концом смены – опять абрикосы и кофе. Выглядит не очень обременительно, но… как только температура опускается ниже восемнадцати градусов, меня неудержимо тянет жрать.
Что я делаю в обеденный перерыв? Я – существо растительное. Сплю.
(Новая коллекция обуви с очень удобной колодкой)
(У меня порвался левый полуботинок после того, как я поскользнулась на лестнице с моста через железную дорогу и немного упала. Строго говоря, даже не порвался: с него стесало кусок кожзама, в этом месте осталась только подкладка)
***
– Сколько времени? Почти двенадцать… Здравствуйте!
Любовь Дмитриевна произносит это каждый день, возвращаясь с прогулки. Ей семьдесят лет, у неё совсем белые волосы и подслеповатые голубые глаза. Ростом она раньше была точно с меня, но годы её согнули. Она живёт в квартире одна, но одиноким стариком не считается – за соседней дверью проживает её невестка.
Любовь Дмитриевна тихая, благообразная и обожает скабрёзные шутки и частушки. Правда, чтобы это узнать, надо с ней как следует разговориться.
– Подождите, подождите, дайте я запишу…
– Зачем?
– Фольклор ведь!
– А, ну, записывай, я этих частушек столько знаю…
Всю жизнь Любовь Дмитриевна проработала на фабрике. А в пятидесятых там была такая атмосфера: мужчин не хватает, сплошь женщины и молодые девушки.
– И брала нас большая тоска по любви.
Вот над этой своей тоской работницы и подшучивали, распевая, порой в процессе работы, матерные эротические частушки.
– Весело было всё время, смеялись мы. Вот я ещё знаю матерную про цыгана, записывай.
И Любовь Дмитриевна слабым голоском напевает про бойкого в известном деле и стойкого известным органом цыгана.
– Мы эти частушки и сами придумывали! Эх, память моя не та стала, я бы тебе надиктовала!
Любовь Дмитриевна всегда одета очень кокетливо. Волосы пострижено коротко-коротко, чтобы за ними было удобно ухаживать; но даже практичная стрижка смотрится у неё заигрыванием с образом «гарсон». Зимой Любовь Дмитриевна одета в приталенный голубой пуховичок и шапочку с цветком, похожую на клош двадцатых годов. Летом она носит платьица непривычно весёлых для русской пенсионерки расцветок. Например, густо-голубое в белый горошек и с белыми вставками, прикрывающими широкий ворот, или в персиковое, с оранжевыми цветами. И нет, она не выглядит в них нарочито молодящейся. Она выглядит в них так, будто любит жить.