Империя. Роман об имперском Риме - стр. 74
– Это ведь дом Лициски? – спросил он у девушки.
– Он самый, – ответила рабыня, вводя его в тускло освещенную спальню, выдержанную в оранжевых и красных тонах. – Так зовут госпожу. А вот и она.
Среди густых теней и янтарного света ламп на пышном ложе раскинулась супруга императора, одетая в наряд столь прозрачный, что он казался сотканным из паутины.
Тит онемел. На протяжении последних лет он время от времени встречал Мессалину, но всегда с мужем и обычно по случаю каких-либо официальных событий. Внезапное возвышение Клавдия месяцем позже сопроводилось рождением сына Британника, и Мессалина с тех пор преподносила себя образцовой римской супругой и матерью – души не чаяла в ребенке, носила скромные столы, возглавляла религиозные церемонии с прославлением материнства и безупречно вела себя и на играх, и в цирке. Она держалась настолько строго, что люди прекратили болтать о разнице в возрасте между Клавдием и Мессалиной. Хотя ей не было тридцати, она превратилась в образчик степенной римской матроны.
Женщина, томившаяся на ложе перед Титом, выглядела совершенно иначе. Лицо, чуть подкрашенное, стало еще красивее. Высоко собранные волосы полностью открывали длинную шею с серебряным ожерельем, украшенным крошечными жемчужинами. Жемчуга покрупнее сверкали в серьгах, а серебряный браслет музыкально звякнул, когда она взяла чашу с вином. Платье почти ничего не скрывало, лишь придавало телу серебристый отлив.
С Мессалиной делил ложе другой знакомый Титу человек – да и кто угодно в Риме узнал бы Мнестера, некогда любимого актера Калигулы, который и при Клавдии продолжал пользоваться благосклонностью императора. Без белокурого грека не обходился ни один пир и ни одна публичная церемония. Голубоглазый, аполлонической красоты, с точеным торсом и длинными изящными руками и ногами, Мнестер, пожалуй, прославился больше внешностью, чем сценическим дарованием, хотя Титу запомнился его Аякс. Сейчас на актере была лишь набедренная повязка из той же прозрачной ткани, что и платье Мессалины. Оба возлежали голова к голове, передавая друг другу чашу. Похоже, они уже изрядно выпили вина.
Обескураженный их безмолвием и откровенными взглядами, Тит счел себя обязанным что-нибудь сказать.
– Госпожа, – начал он, обратившись к императрице официально, но она сразу его перебила:
– Лициска. В этом доме меня зовут так.
– Лициска?
– Я вдохновилась взять новое имя, когда увидела Мнестера в пьесе об Актеоне. Ты смотрел ее, Тит?
– Вряд ли.
– Но историю-то ты должен знать. Охотник Актеон со сворой собак набрел на лесное озеро, где купалась Диана. Богине-девственнице не понравилось, что смертный узрел ее обнаженной, и она не хотела, чтобы он сплетничал о ней. Поэтому она превратила Актеона в оленя, дабы обеспечить его молчание. Но дальнейшего она не предвидела. Охотник в мгновение ока превратился в добычу. Обезумевшие псы набросились на Актеона и разорвали его в клочья. Мне всегда казалось, что это немного чересчур – малый погиб лишь за то, что увидел богиню нагой. Уж лучше бы Диана пригласила его искупаться вдвоем, особенно если Актеон был так молод и красив, каким его представляют все статуи – или как Мнестер, от чьей игры зрители рыдают. Даже мой муж плакал.