Империя. Роман об имперском Риме - стр. 35
– Как умер император? – спросил Клавдий.
Эфранор внезапно сник, сраженный усталостью и вином.
Плечи сгорбились, лицо осунулось.
– Мы покинули Капри и направились в Рим. Императору недужилось – слабость, боли в животе, понос, но он как будто шел на поправку. Однако в пути ему стало хуже. Мы свернули в Нолу, к родовому дому. Император лег в тех самых покоях, где умер его отец. Он оставался в здравом уме почти до конца. Похоже, он смирился. Даже как будто немного… веселился. Собрал родных и спутников, включая Ливию, Тиберия и меня, и принялся цитировать строки какой-то пьесы, словно ищущий признания актер: «Если я был убедителен в этом фарсе, то аплодируйте мне, прошу. Аплодируйте!» И мы рукоплескали. Похоже, ему было приятно. Но потом сделался беспокойным, испуганным. Он видел вещи, незримые для других. Он выкрикнул по-этрусски: «Huznatre!» А потом: «Они уносят меня! Меня уносят сорок юношей!» И наступил конец.
Клавдий и Луций обменялись понимающими взглядами.
– Бред умирающего, – предположил отец Луция.
– Не бред, а пророчество, – возразил Эфранор. – Тиберий собрал сорок преторианцев, дабы с почестями доставить тело императора в город.
16 год от Р. Х.
Стояло ясное майское утро. В сей долгожданный день Луцию Пинарию и Ацилии предстояло пожениться.
Их брак наконец стал возможен благодаря великодушию усопшего Августа. В своем завещании, помимо объявления Ливии и Тиберия главными наследниками, император сделал множество менее важных, но очень щедрых распоряжений. Луцию Пинарию досталась крупная сумма денег. Римские сплетники, которые обсуждали подробности завещания, словно этрусские прорицатели, гадающие по потрохам, предположили, что император подобным образом хотел загладить вину перед сородичами Пинариями, которых не замечал всю жизнь. Возможно, так оно и было, но юный Луций решил, что наследство – еще и посмертная плата за участие в истолковании знамения. Так или иначе, благодаря Августу Луций стал состоятельным человеком.
Родитель Ацилии тем не менее, несмотря на неожиданную удачу жениха, настоял на отсрочке свадьбы. За истекшее время Луций выплатил семейные долги, вложил оставшиеся деньги в египетскую зерноторговлю, восстановил дедовы деловые связи, а также купил и обставил для себя и невесты дом. Он не смог позволить себе жилье на Палатине, но ему хватило средств на резиденцию с более фешенебельной стороны Авентинского холма, с видом на Тибр, Капитолийский холм и самый краешек Большого цирка, чему очень радовалась мать.
На закате от дома Ацилии тронулась свадебная процессия. Ее возглавил самый младший в семье – братишка невесты, шагавший с сосновым факелом, который зажгли от семейного очага. По прибытии на место огонь предстояло соединить с пламенем в очаге жениха.