Империя. Роман об имперском Риме - стр. 20

– Изысканные мозаики, – похвалил Луций.

– Так и есть. Вон там, как видишь, близнецы сосут волчицу, а там брат спасает Рема, убивая царя Амулия[6] и лишая его железной короны. А вон явление стервятников и Ромул, прокладывающий борозду, дабы обозначить городскую границу. А здесь первое триумфальное шествие и вознесение царя на грозовые небеса.

Луций кивнул. Он кое-что вспомнил: Клавдий однажды обмолвился, что император подумывал взять имя Ромул вместо Августа, но в конце концов отверг его как несчастливое, ибо Ромул все же убил своего брата сам, как считали некоторые историки, пал жертвой заговора сенаторов, хотя предание гласило, будто боги живым вознесли его на Олимп.

– Конечно, нельзя воспринимать легенды слишком буквально, – вставил свое слово Клавдий, указав на волчицу-кормилицу. – Мой наставник Тит Ливий говорит, что наши предки обозначали волчиц и шлюх одним и тем же словом – «лупа». Ливий предполагает, что близнецов вскормила не дикая бестия, а обычная куртизанка.

– Не будь нечестивцем, племянник! – рявкнул Август и собирался продолжить, но грот вздрогнул от мощного громового раската. Император спешно схватился за амулет из тюленьей кожи, висевший у него на шейной цепочке. – Земля сотрясается даже здесь, на такой глубине! – прошептал он. – Слыханное ли дело, чтобы молния поразила дом дважды в течение одной ночи? – Промелькнувшее в его слезящихся глазах выражение Луций не мог истолковать иначе как страх.

– Зачем ты п-п-призвал нас, дедушка? – тихо спросил Клавдий.

– Сейчас покажу, хотя прежде нам придется покинуть Луперкаль. – Август нахмурился, затем взял себя в руки и начал медленно подниматься по лестнице.

Эфранор ждал наверху. По приказу императора вольноотпущенник принес каждому по факелу.

– Увидев знамение, Клавдий, ты поймешь, почему больше никто не должен о нем знать. Никто! – Август повернулся к Луцию. – Уяснил ли и ты, юноша? Любое знамение, касающееся моей особы, есть государственная тайна и не подлежит огласке. Легко представить, как воспользуются им мои недруги. Разглашение же тайны есть преступление, карающееся смертью.

Он вывел их во двор. Подстриженные живые изгороди и мощеные дорожки блестели от влаги. Дождь кончился, и опустился легкий туман. Главным украшением двора являлась бронзовая статуя самого императора, раскрашенная так, что выглядела изображением живого человека. «Да был ли он когда-нибудь таким?» – задался вопросом Луций, глядя на молодого, беспечного и самоуверенного красавца-воина, который едва ли напоминал трясущегося старца, находившегося рядом.