Империи Средневековья. От Каролингов до Чингизидов - стр. 3

У нас нет выбора: узнав о ловушках нашей терминологии, осознав категории, связанные с нашей культурой, мы должны двигаться дальше, используя собственные слова и стараясь не прикладывать современные значения к реалиям прошлого произвольным образом, так как это может привести к ошибочной вере в постоянство изучаемых объектов, порождая опасность анахронизма. Остается только провозгласить способность разума, пусть даже в несовершенной степени, познать любой феномен, связанный с жизнедеятельностью человека.

Теперь нужно определить, что мы будем понимать под «империями». Как у людей, живших в те эпохи, так и у современных историков часто не находится подходящих слов. Как назвать «безымянное территориальное объединение», что создали Плантагенеты, о котором пишет Майте Биллоре? Пьер Бодуан подчеркивает, что следует говорить об «империи нормандцев», а не о «нормандской империи», и дело вовсе не в тонкостях стиля. Со своей стороны, Мари-Селин Исайя указывает на то, что Каролинги создали многогранное понятие, сообразное своим амбициям, чтобы характеризовать созданную ими империю. Бернар Думерк добавляет, что «историки, говоря о “Венецианской империи”, придают этому словосочетанию самые разные оттенки».

Политические образования Античности (Египетская, Персидская, Македонская, Римская империи) служат самыми ранними моделями для ответа на поставленный вопрос. В то время как протяженность во времени и пространстве в каждом случае различна и может меняться в зависимости от обстоятельств, объективным критерием можно считать то, что империя, в отличие от царства или города, не может быть частью иного целого. Нет никого, кто мог бы стоять над императором; империя воплощает абсолютный суверенитет или, по крайней мере, претендует на него. В лучшем случае она может снисходительно относиться к существованию, а следовательно, к конкуренции с другими империями.

Такое определение применимо к любым географическим ареалам и хронологическим отрезкам. Оно позволяет свести воедино все многообразие политического опыта, однако, очевидно, не учитывает его вариативность.

На первый взгляд может показаться, что описанные в сборнике империи представляют собой сменяющийся исторический калейдоскоп. Но действительно ли разнообразные политические образования, называвшие себя или нареченные другими этим громким именем, были основаны на одних и тех же принципах? Или, наоборот, они различаются до такой степени, что их неоднородность ставит под вопрос само существование категории, в рамках которой мы хотели бы их рассмотреть? Это не праздный вопрос. В некоторых случаях (Болгария, Сербия, Шривиджая, нормандская экспансия) историки спорят об уместности термина «империя». Протяженность и отсутствие сообщения среди прочего объясняют многообразие имперского опыта. Однако эти различия не мешают нам увидеть аналогичные практики, общие проблемы и порой схожие решения. То, с чем имеет дело история, по словам Поля Вена, «специфично»: каждый объект изучения уникален, даже если принадлежит к числу подобных, которые, в свою очередь, также могут стать предметом исследования. С другой стороны, всякий исторический объект по определению переменчив во времени. Его своеобразие подвижно, что вовсе не означает его отсутствия. История также изучает и эти изменения.