Императрица и мятежная княжна - стр. 8
И опять Екатерина, танцуя, взглянула на братьев…
Потом старик увидел Москву, зиму… Бежали сани. В санях они: Григорий и Алексей – молодые, в распахнутых шубах… Проезжали мимо белых колонн дворца на Покровке…
– Тпру! – закричал Григорий. И остановились сани.
Вот он, дворец графа Алексея Григорьевича Разумовского. В переулке на холме за дворцом виднелась церковь.
– Церковь Воскресения в Барашах, – усмехался Григорий. – Здесь он тайно повенчался с императрицей… А может, и нас с Катериной когда-нибудь повенчают, да не тайно!
Алексей уставился на брата.
– Моя она, – усмехнулся Григорий, – любит меня без памяти… все сделает, как я скажу…
– Ох, Гришка, – любуясь братом, сказал Алексей. – Ей-ей, сущий враг!
Екатерина, прекрасная, молодая, танцует с Григорием. И открытое безумное женское счастье на ее лице…
Умирающий старик глядел на императрицу на потолке и шептал беззвучными губами:
– Ах, эти гордые твои фавориты, они всегда думали, что они выбрали тебя, а это ты их выбирала. Счастливая, ты всегда любила тех, кто был тебе нужен. Нас было пятеро братьев… удальцы-кутилы, любимцы гвардии… И ты взяла Григория и взяла тем нас всех… и всю гвардию. Ты знала: скоро… скоро умрет Елизавета. И тогда муженек, тебя ненавидевший, упечет тебя в монастырь да и женится на полюбовнице. И ты готовилась… Екатерина Великая… Екатерина Предусмотрительная.
Граф застонал. Изотов и Анна перевернули его на другой бок.
Теперь он видел гроб. В гробу лежала императрица Елизавета. Молодая Екатерина стояла на коленях у гроба, и слезы лились по ее лицу…
– Ты всегда умела плакать, когда хотела, – шептал старик императрице на потолке.
Гвардейцы стеной окружали гроб.
– Ишь как убивается, – сказал Иван Орлов.
– А император, муженек ее, в это время бражничает со своими немцами да с полюбовницей горбатой, – усмехался Григорий Орлов в другом конце зала.
– Опять немцы сядут нам на голову, – вздыхал Владимир Орлов, окруженный гвардейцами.
– А ведь матушку Елизавету Петровну отцы наши на трон посадили, – тихо начал Алексей и умолк.
– Дело говорит, – зашептали в зале.
Старик вспоминал. Точнее, это не были воспоминания. Просто когда боль отпускала, он уходил в ту жизнь. И жалкое, беспомощное тело, лежавшее на огромной кровати под балдахином, было не его тело… Его тело жило в той жизни – великолепная, мощная плоть…
– Скоро… скоро оно на бойню пойдет, – беззвучно смеялся старик.
Бал в разгаре – первый бал после траура по умершей императрице. Неряшливый, дрожащий старик в старом серебряном камзоле стоял у колонны.