Императрица эпохи авантюристов. Взятие Берлина и Прусская губерния - стр. 3

Хотя в действительности позолота «золотого века» оказывалась очень поверхностной. Роскошь, дорогостоящая дипломатия, войны требовали колоссальных расходов, и они ложились на простонародье. Поэтому блеск и расточительство соседствовали со страшной нищетой. 85 % французского населения составляли крестьяне, и современник, епископ Масилон, писал: «Народ в наших деревнях живет в чудовищной нищете, ни сена на постели, ни утвари. Большинству… не хватает их единственной пищи, ячменного или овсяного хлеба, в котором они вынуждены отказывать себе и своим детям, чтобы иметь чем оплатить налоги… Негры наших островов бесконечно более счастливы, так как за работу их кормят и одевают с женой и детьми, тогда как наши крестьяне, самые трудолюбивые, при самом упорном труде не могут обеспечить хлеба себе и своим семьям и уплатить причитающиеся с них взносы».

Результатами были восстания, преступность, разорившиеся люди превращались в разбойников. Но и кары для воров с мятежниками были жесточайшими – так же, как повсюду в Европе. Ассортимент пыток был очень широким: дыба, побои, раскаленное железо, тиски для рук и ног, клинья в суставы, накачивание в рот и в кишечник горячей воды, масла. А виселица считалась самой мягкой, рядовой казнью. За более серьезную вину (и для наглядного запугивания потенциальных преступников) применялись колесование, четвертование, сожжение.

Но стереотипы «золотого века» были разорительными и для верхушки общества: чтобы вписываться в них, требовалось обставлять богатые дома, устраивать балы, содержать шикарные выезды и любовниц, играть в карты по-крупному, постоянно менять модные наряды. Развилось повальное воровство и продажность. Причем взятки во Франции были вполне официальными, считались законным вознаграждением за труды. А правительство, постоянно нуждаясь в деньгах, не платило жалованья. Предполагалось, что должность сама должна кормить человека. Идеал бедного, но гордого дворянина ушел в прошлое. Рождался тот самый порядок, где все продаются и покупаются. А главным становилось – продаться подороже, пристроиться к влиятельному покровителю. Или пристроить в его постель свою жену, сестру, дочь.

Между прочим, и «изысканный» этикет был не более чем показным. Отлупить слугу и даже подчиненного дворянина было для вельможи обычным. Лупили и жен. Любовницу-дворянку могли подарить друзьям, проиграть в карты, уступить более высокой персоне. Не только простонародье, но и знать изъяснялась между собой куда более грубо, чем в романах Дюма. Собственных детей Людовик звал «какашками», «козюльками», «вонючками» – это ласково, в рамках тогдашнего юмора.