Император Валгаллы - стр. 53

– За глупость надо платить. Явятся псы – рабов покупать после Нового года, продадим.

– Да ты что? – Кощей стал рвать халат, царапать грудь, будто хотел что-то спрятанное достать и отдать старосте, как Рустик только что отдал сигареты. – Побойся бога! Да за что мальчишку-то?

– Я же сказал: за глупость. – Михал был невозмутим.

– Дядя Михал! Простите! – заревел Рустик. – Я вам скажу, я такое нашел, случайно… Я отдам! Вот.

Он кинулся на колени, поднял деревянную плашку в полу, и извлек из простенького тайничка припрятанное днем: кобуру от игломета. Похитителю было несподручно лежать, ожидая жертву, держа под одеялом не только игломет, но и кобуру с ремнем. Вот он кобуру и бросил за кровать, а пацан после уже нашел.

Михал взял находку, повертел в руках. Кожа хорошая, заклепки металлические, пряжка серебряная, и на ней эмблема – венок, меч и орел.

– Знак Валгаллы. Вот откуда этот Генрих пожаловал. – Староста покосился на Тома. – Они ждали герцога, знали: осенью герцог непременно придет в деревню. Ну что ж, дождались. Ладно, Рустик, не будем тебя продавать. – И староста слегка тронул Тома за плечо. Разрешал пару раз виновного приложить. От души.

Том не сдвинулся с места.

– Ты чего? – спросил Михал.

– Надо было запереть вездеход, – пробормотал Том. – Сам виноват.

И кинулся вот из дома.

– Проснитесь, команданте, к вам какие-то люди приехали. – Толстяк Мигель тряс хозяина за плечо. – Я просил их отправиться на отцовское поле, но они не уходят.

Тутмос лежал поперек огромной кровати, зарывшись лицом в подушки. С кровати даже не сняли шелковое покрывало. Измятое, оно свешивалось с одного краю на пол. На кровати валялось так же несколько посторонних предметов: огромный серебряный поднос, рассыпанная колода карт (теперь уже наверняка неполная), пустая бутылка, из горлышка которой на оранжевое покрывало вытекло немного жидкости темно-лилового цвета, и пустые пластиковые стаканчики.

– А?! Что за люди? Ах, да, марш открытых врат… Открыть ворота всем и обняться… Почему они не заночевали в палатках? Ладно, ладно, уложи их в гостиной на полу. – Команданте взял серебряный поднос и принялся в него смотреться, хотя напротив кровати имелось огромное зеркало. Команданте морщился: то, что отражалось в серебряном подносе, ему явно не нравилось.

– Уже утро, синьор. К тому же не похоже, что они будут куда-то маршировать. Старые больно. Это рен Сироткин и полковник Скотт. Так они о себе сказали.

– Что, полковник Скотт? Этот хрыч? – При таком известии сон мгновенно слетел с Тутмоса, команданте вскочил и принялся одеваться. Первым делом – ремень, на нем, как всегда, кобура с пистолетом и в кожаных ножнах – тесак. Потом брюки. – Я обещал его пристрелить. Пиф-паф, если он подойдет ко мне ближе, чем на сто шагов. Проклятье! Что ему нужно, ты не знаешь?