Император Николай II. Трагедия непонятого Cамодержца - стр. 46
Глава 2. Наследие Александра III
Императора Александра III любят противопоставлять его преемнику – Императору Николаю II. Дескать, волевой и сильный Александр III сумел железной рукой подавить смуту, держал всех в полном повиновении, не давал революционерам поднять голову. Проживи он еще десять лет, утверждают некоторые, и Россия избежала бы революции. Но «слабый» Николай II, не имея силы воли, попадал под разные влияния, «ослабил вожжи», «профукал» монархию и Россию. Подобные представления не имеют никакого отношения к исторической правде, но тем не менее они до сих пор являются весьма распространённым мнением.
При Императоре Александре III произошла стабилизация российской экономики и началось быстрое развитие промышленности. Но ее темпы не были достаточными для преодоления разрыва с экономиками западных государств. Н.А. Павлов полагал, что Александр III «в краткое царствование не успел противопоставить чего-либо реального начавшемуся расстройству экономического порядка в стране»[290]. Закон 14 декабря 1893 г. «О неотчуждаемости крестьянского надела» намертво прикрепил крестьянина к общине, не давал ему возможность получения земли, мешал росту крестьянского благосостояния, а потому превращал деревню в социальную бомбу. Примечательно, что, когда на заседании Комитета министров Н.Х. Бунге подверг этот закон серьёзной критике, Цесаревич Николай Александрович сочувственно его поддержал[291].
Важной проблемой было отсутствие в России сословно-выборного совещательного органа. Александр III, которого принято считать «реакционером», был убеждён «в необходимости создания таких условий, при которых Царь мог узнавать о нуждах его подданных не по единоличным докладам министров, не через чиновников, а через свободное обсуждение выборных от народа людей»[292]. Но при этом Александр III был категорическим противником западного парламентаризма. Поэтому при вступлении на престол он заявил «о незыблемости Самодержавия» и все усилия направил на подавление смуты. К слову сказать, ее нельзя даже сравнивать, ни по масштабам, ни по ожесточенности, с той, которую через двадцать с лишним лет подавит Император Николай II.
В России набирала силу чуждая идеология, которой власть не смогла противопоставить мощную преграду, ограничившись одними полицейскими мерами. Александр III чувствовал опасность и говорил К.П. Победоносцеву: «Ты как жгучий мороз, гнить не даешь, но и расти не позволяешь»[293]. Нельзя не согласиться с генералом Н.А. Епанчиным: «Нет сомнений, что преобразования Императора Александра III имели бы русский, народный характер, а не западноевропейский, парламентарный. <