Иммигрантский Дневник - стр. 52
Теперь мы ехали втроем и, как я догадывался, искали укромное местечко, где мои замечательные друзья смогли бы предаться пороку. Одна из станций показалась подходящей для такого занятия. В мюнхенском метро некоторые платформы значительно длиннее поезда. Во время остановки остаются многометровые пролеты с одной или с обеих сторон состава. Часто лестницы и эскалаторы расположены так, что за ними легко спрятаться. С видом ответственного бухгалтера Томас мастерски забил косяк, и вскоре наша троица сидела в клубах бархатного дыма, щекотящего кожу. Не имея представления о последствиях курения, я отказывался от предложенных затяжек. Поэтому братская любовь к мышам, перебегающим через рельсы, ко мне не пришла. Панк и барыга хихикали, показывая на них пальцами, а докурив, взяли меня под руки и снова поволокли на центральный вокзал.
На выходе подвалила другая троица: два паренька-панкуши и с ними длинноволосая девушка. Этакая сопровождалка-симпатяга с худенькими ногами, считающая Сид Вишеса эталоном благочестия, с нездоровым огоньком в глазах, готовая к любой ереси и оппортунизму. От московских панков они отличались меньшим количеством прыщей. Один был ну прям настоящий интеллигент. Ему бы в МГУ учиться, с дипломатом на лекции по биохимии ходить, а тут такой зеленый гребешок. Мне, конечно, все это нравилось. Вокруг разыгрывались события, явно играющие на руку. Еще несколько дней назад, одетый в шинель, я и мечтать не мог о таком радостно прыгающем вокруг обществе лягушек.
Узнав, что я русский, интеллигент подчеркнуто поправил помятые очки. В его манерных телодвижениях чувствовалась родительская дрессировка, которую еще не вышиб уличный быт.
– Айн момэнт.
Повернув голову боком, он пальцем показал на свое ухо – там блестела тяжелая серьга. Это был используемый не по назначению, такой родной и знакомый, металлический советский рубль с изображением Ильича.
2
Как ручеек, гуськом мы потопали по узким тротуарам в переплетении переулков, колоколен и площадей. Мимо исписанных граффити фундаментов, где брусчатка сменяла асфальт, а асфальт сменял посыпанный песком лед. Названия приобрели французский акцент: Орлеанская площадь, улицы Парижская, Эльзасская и так далее. В процессе общения, нахватавшись слов, начинаешь понимать простые надписи. Потом, смотря на жестикуляцию собеседников, впитываешь значение сказанного. Немецкая болтовня все меньше воспринималась как каша, и мой слух отчетливо улавливал слово «Инфоладен» – интеллигент-очкарик употреблял его с назойливой частотой заевшей пластинки.