Иммигрантский Дневник - стр. 48
Мне предстояла задача напроситься на ночлег.
– Слушай, а ты из Мюнхена?
– Нэт! Я тют проездом. Я живю в Гамбюргэ.
– А переночевать есть где?
Азербайджанец боролся с собой и с трясущимся хаосом вокруг и пытался понять вопрос. Выдержав паузу, он многозначительно поднял палец вверх и, смотря не его кончик, произнес заветное:
– Есть!
Бар закрылся. После продолжительного поеживания и подпрыгивания на остановке, мы дождались автобуса и поехали по городу. Мужик дремал на сиденье. Снежная мгла не представляла никакой возможности сориентироваться. После шумного бара обстановка за окном снова стала холодной и чужой. Минут через тридцать мы вышли.
– Куда идем, мужик?
– Тюда идем.
– Куда туда?
– Тюда. Там мой машин. Я в Мюнхене на машин. Тют брат мой. В машин бюдэм спать.
– Слушай, а какая машина-то?
– Мой машин – это фиат. Нэ такой хороший, как этот машин, – он показал на легковушку, припаркованную на обочине бесконечной перламутровой аллеи.
Почувствовав, что трезвеет, азербайджанец снова зашел в открытый бар – единственное светлое пятно в ночи. Там было место паломничества для забулдыг. Они шумели, играли в карты и спорили. Выпив за мое здоровье и дав мне возможность согреться, азербайджанец уплыл в пьяную грусть, а потом мы опять шли. Так идут люди в вечность. Так идет жизнь. Она как бесконечная улица с встречающимся на пути столбами. Их количество зависит от степени опьянения. Иногда наталкиваешься и ведешь им счет. А иногда они могут послужить опорой и дать возможность перевести дух. Наверное, так шли бакинские комиссары на подвиг, вдохновляя моего нового друга. А я показывал на припаркованные автомобили пальцем и спрашивал его:
– Этот?
– Нэт! Нэ такой хареший! – он мотал головой и резко давал крен в сторону. Потянув его на себя, я опять задавал тот же вопрос:
– Этот?
– Нэт. Бюдэт-бюдэт. Машин бюдэт.
Находясь в большом спальном районе с бухим азербайджанцем, морозной ночью и полным незнанием местных нравов и правил, я растерялся. Улица закончилась. Поперек стояла высотка, превращая проезжую часть в тупик. В самом конце стоял автомобиль типа «дом на колесах». В таком можно спать, готовить, смотреть телевизор. Азербайджанец, взбодрившись духом и собрав силы в кулак, рывком бросился к нему. Это был его фиат.
– Слюшай. Ключа нэт. Где ключ? Я потэрял ключ. Кощмар! – азербайджанец причитал.
Его пьяные глаза посветлели, и он стал похожим на обиженную курицу.
– Слюшай, тют, брат, – он кивнул на высотку. – Я бистро тюда и принэсу дрюгой ключ. Дрюг, жди.
В моем мозгу начала бить тревожная колокольня. Похоже, что «друг» пытается улизнуть, чего я никак не мог допустить. Момент был решающим, и мой дальнейший поступок до сих пор вызывает краску стыда на лице. Мне стыдно за содеянное, как зайцу, на которого обрушивается сова. Понимая, что ему не уйти от цепких когтей хищницы, заяц ложится на спину и отбивается лапами. Хороший удар решает все. Смахнув с носа снежинки, а с глаз – появившуюся слезу, я схватил мужика за грудки.