Иммигрантский Дневник - стр. 36
Сдвинув громоздившуюся посуду в сторону, мы пытались найти общий язык. Название рок-группы Iron Maiden послужило ключом к международному взаимопониманию. Музыка из двухкассетника заглушила храп, доносившийся из спальни. Наверное, хозяюшке приснился счастливый сон. А ребятки наперебой изгалялись в перечислении всевозможных музыкальных направлений и всеми силами старались показать свою компетентность в обсуждаемом вопросе.
– Сэксон гут?
– Йа! Гут!
Мы чокались чайными чашками, закусывая несвежим бутербродом. Дон Кихот постоянно колдовал над магнитофоном, вынимая из рядом стоящей коробки все новые и новые кассеты. Музыкальная тема обрела пикантный оттенок, когда он с грохотом открыл один из шкафов и достал несколько пистолетов. Очумев от неожиданности и пытаясь скрыть удивление, я выслушал его вопрос, сказанный вкрадчивым голосом наивного ребенка:
– Пистоле гут?
В руках у меня неожиданно оказался увесистый револьвер с длиннющим дулом и барабаном. Такие встречаются в ковбойских фильмах у патентованных обитателей аризонских пустынь. Как правило, с ними грабят паровозы, нагруженные золотом. Имея такую вещь в кобуре, охотятся за легким долларом или защищают невинных. Иногда одновременно.
Револьвер был любимым детищем и гордостью Дон Кихота. Расставив ноги и подергивая костлявыми коленками в такт музыке, он продолжал, как в трансе:
– Сэкс пистольс гут?
– Гут-гут!
– Клэш?
– Йа! Гут!
Как уж тут не согласиться, глядя на розовые пятки, уверенно упирающиеся в линолеум? Убедившись в моих познаниях, Дон Кихот облегченно вздохнул и положил оружие в шкаф на прежнее место. Его радовала появившаяся возможность произвести позитивное впечатление на ночных гостей.
Небо за окном посветлело перед восходом пугливого солнца. Затем короткая акварель снизошла на Эрфурт, напоминая нам о том, что пора ложиться спать. Закаркали вороны, испуганные странной тишиной, возникшей после выключения кассетника. Хозяюшка затихла, больше не издавая ни звука. Желто-черные краски ночного города быстро превращаются в серо-голубую бледную изморозь со ждущими весну осиротевшими ветвями деревьев. Одна за другой зажигаются люстры в домах и по всему миру, на миллионах сковородок жарится яичница. Зимнее утро буднего дня – это время яичницы. Его конец наступает с хлопаньем дверей и обрывками разговоров внизу – люди пошли на работу.
На полу мне постелили тонкий матрац, вручили плед, предоставляя возможность уйти в себя. Штутгарт, Карлсруэ, Страсбург, Лион – это ориентиры в дальнейшем передвижении. Переход через французско-немецкую границу не вызывал озабоченности. Мной владела уверенность, что эти штрихи на карте, обозначающие границы двух государств, совсем не такие, как в Бресте. За нелегальное пересечение тут не станут судить и не сошлют на несколько лет в Алтайский край.