Именины сердца. Разговоры с русской литературой - стр. 8
– Да они с литературной точки зрения просто замечательны – ваши книги семидесятых – первой половины восьмидесятых годов.
– Либо мои романы будут свидетельствовать о времени – и за счет этого свидетельства будут излучать новую красоту, либо в них, как вы говорите, скрыты непреложные, априорные достоинства.
Я не могу ответить на этот вопрос. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы они вернулись.
– А пока вы безжалостно извлекаете куски из старых романов и украшаете новые. Я находил целые главы из романа «Время полдень» в романе «Последний солдат Империи».
– Я это делаю. Инкрустирую. Я не хочу, чтобы они умерли.
– Вы же рвете их на части!
– Новая эстетика: римейки.
– Последний ваш роман, написанный в реалистической манере, «Надпись», 2005 года. (Наряду с «Местом действия» и «Дворцом» это любимейшая моя книга.) Будут еще романы реалистические, после «Надписи»? И почему, выбрав этот жуткий, босхианский стиль, вы все-таки решили написать такой пронзительный, ясный роман, как «Надпись»?
– Жуткая эстетика, колесо образов, что присутствуют в «Последнем солдате Империи», «Господине Гексогене» и так далее – все это замечательно подходит для описания сегодняшней кафкианской реальности, но совершенно не годится для описания сокровенного, святого, драгоценного. С помощью этой эстетики не пишут бабушку, или маму, или ребенка. Поэтому копился во мне нереализованный опыт. И этот опыт я восполнил «Надписью», романом, написанным в классическом стиле. Хотя и в «Надписи» достаточно много новаций.
– Однажды я общался с вашим сыном. И с удивлением узнал, что он почти не читал книг отца.
– Я отвечаю ему тем же – я очень мало его книг читаю. (Смеется. – З.П.).
– Я читал, что ваша мама собирала все ваши книги – у нее были любимые?
– Нет, конечно. Она просто коллекционировала. Смотрела на эти книги как на продолжение своего сына.
– Внешний вид книги – это важно для вас?
– Очень важно. Я эстет и даже какой-то шизофреник в этом смысле. У меня есть любимое издание «Крейсеровой сонаты». Этот роман вышел одновременно большим тиражом – в издательстве «Ад Маргинем» – и малым, в 500 экземпляров, очень дорогим и красивым, в котором я использовал свои лубки – мистические, яркие картинки.
– В романе «Политолог» в одном из героев по фамилии Дышлов легко узнается Геннадий Зюганов. И получился он, прямо скажем, весьма жалким, а порой и мерзким. А ведь в свое время вы славили его в своих газетных передовицах в качестве вождя оппозиции. Потом, видимо, пришло разочарование. Как складываются сейчас ваши отношения с Зюгановым?