Именины сердца. Разговоры с русской литературой - стр. 18

– Недавно Сережа Чупринин (главный редактор журнала «Знамя». – З.П.), представляя, назвал меня совершенно справедливо «отщепенцем». Я – отщепенец.

– А в контексте всей русской литературы? Ваше поведение в качестве отщепенца – оно традиционно? Или иррационально?

– Я бы так сказал… У меня нет мании величия, но образцовое поведение для писателя я представляю себе.

– Это?..

– Короленко. Бунин. Я говорю о писательском поведении, а не о масштабах. Зайцев. Шмелев.

– Почему не Чехов?

– Рано умер, у него не было возможности многое проявить. Был у него однажды некоторый либеральный занос – когда они, кстати, вместе с Короленко отказались от звания академиков оттого, что в Академию не приняли Горького. Это, конечно, является очень таким… интеллигентским шагом.

– «Интеллигентское» – это дурное?

– Не то чтобы дурное, но…

– Я все-таки слышу в ваших словах негативные интонации, когда вы это слово произносите. В сегодняшней России есть интеллигенция?

– Есть.

– Кто это?

– А вот рефлексирующие люди, борющиеся с властью. Это, между прочим, классическое определение, данное русской литературой: слой общества, противостоящий власти.

– Так кто это – конкретно? Я думаю, что они все-таки, по вашему мнению, не в «Другой России» находятся?

– Нет, и в «Другой России» есть.

– Я недавно размышлял на эту тему и пытался представить себе современную фигуру уровня, скажем, Дмитрия Сергеевича Лихачева.

– Знаете, Лихачев продолжал линию – насколько мог – толстовскую. Но эта позиция неактивна.

– Есть мнение, что активная позиция лишает интеллигента права так называться.

– Ну да. Но активная позиция – она в русских традициях, такой парадокс. Клеймить власть, возбуждать толпу. Вместо того, чтоб советовать царям, – возбуждать толпу.

– Я просто никак не найду в вашей системе координат интеллигента. Если он возбуждает толпу – он не интеллигент?

– Я повторяю: это русская традиция. Все русские интеллигенты возбуждали толпу. От Герцена и даже раньше.

– Если верить Лихачеву, первый русский интеллигент – Радищев.

– Ну вот.

– Хорошо. А что вы тогда скажете о нынешней, столь ластящейся к власти молодежи?

– Знаете, она совсем не похожа на таких же уродов, что были на поколение раньше. Эти совсем другие.

– Они хуже.

– Хуже. Но это второй вопрос. «Хуже или лучше» – наша оценка. А они другие. Они, современным языком говоря, беспредельнее. У них нет границ. У них нет никаких запретов. Никаких вообще. Ладно бы у них не было моральных запретов. У них нет запретов смысловых. И они для меня непонятны! Не то чтобы я их осуждал – я их просто не понимаю. Как марсиан. У них мотивации другие.