Илья-богатырь - стр. 32
Пересекались-змеились хитростные переходы, и поняла Ольга – небывальцу сюда не войти, не выйти, иначе бы давно монахов печорских перерезали. Здесь они, в самом теле земном, Христом хранимы. Потому, понимая, что над головою тяжесть земная немыслимая, не боялась ее княгиня, а наоборот – словно на волю выходила. Отрывалась от забот бестолковых, бесчисленных, от всех страхов и суеты дневной.
Глухо слышалось пение, и впереди, оттуда, куда шел монах, забрезжил свет.
Стройное пение было все громче. Никогда Ольга такого не слышала – будто голоса ангельские сплетались и расходились в разговоре.
Она вышла в небольшую округлую пещеру, где стоял впервые виденный ею алтарь и священник в сияющей ризе вздымал руки перед иконами.
«Кому возвещу печали моя! Кому принесу тоску мою…» – услышала она то, что ныло в ее душе и не давало покоя.
И словно отворилась душа, и слезы, давно кипевшие в сердце, хлынули из глаз и принесли облегчение. А прямо на нее смотрела с иконы женщина с младенцем на руках, который прижимался к ее щеке…
«Милосердия двери открой мне, Господи…»
Закрывшись мафорием, Ольга впервые неумело сотворила крестное знамение, заслоняясь им от всех врагов и несчастий и сердцем понимая, что вера Христу – щит и заступа, ибо ничего не вершится без воли Его.
И волос не упадет с головы… Оглянувшись, увидела она это на лицах всех христиан, что стояли рядом с нею. И поняла: вот народ новый!
И он обрящет отчину, таким трудом и кровию добываемую…
Язычник Святослав
Двое монахов прекрасно помнили юного Святослава, который от малых лет так отдалился от матери, что ходили слухи, будто он не сын Игоря, а неизвестно кого.
Помнится, киевский раввин, которого охраняли дружинники, провожая его через Дикое поле к хазарским постам на Дону, клялся и божился, что весь мир считает Святослава сыном Свенельда или какого-нибудь еще варяга, потому что при его рождении Игорю было шестьдесят шесть лет.
Смутились тогда дружинники, но старший из них сказал:
– А Ольге сколько было?
– Сорок шесть! – отвечал раввин.
– А сколько было Аврааму, когда он родил сыновей? А Рахили?
– Ну, ты хватил! – засмеялся раввин. – Это были праотцы народа израильского!
– Чудно! – сказал десятник. – Пророкам своим ты веруешь, что они и в девяносто лет детей имели, а князьям нашим – нет… Чудно.
И примолк раввин, понимая, что попал не к варягам, а дружинникам-христианам, служившим Ольге, и жизнь его висит на ниточке… А ниточка эта – посольская неприкосновенность да славянские заложники, взятые в Тьмутаракани ради его безопасного проезда. Если его убьют, то в Хазарии будут немедленно казнены и проданы в рабство десятки христиан.