Иисус достоин аплодисментов - стр. 14

– А этот Минкович еще живой? – казалось, сам у себя спросил Сингапур.

– Живой, сма, – кивнул Паневин, что-то еще добавив невразумительное.

– Прикольно, – Сингапур произнес это задумчиво, словно окунувшись в это далекое неизвестное ему время. – Так значит, эта твоя Галя и есть та самая Дева? – оживленно обернулся он к Паневину.

– Угу, – кивнул тот.

– И где же ты откопал это доисторическое существо?

– Она сама, сма, подошла, сказала, искала меня. Избранный я.

– О, как! – усмехнулся Сингапур.

– И я это… вот, – Паневин покосился на бутылку.

– С тебя достаточно, избранный. – Сингапур отставил от него бутылку. – Она, правда, святая? – с интересом заглянул он в глаза Паневину.

– Угу, – приковано уставясь взглядом в бутылку, кивнул Паневин.

– Она сама тебе об этом сказала?

– Угу.

– Замечательно. Феноменально просто. Просто усраться можно. И ты в это веришь?

– Угу.

– Нет, Данил, ну ты погляди. Хотя… – он мечтательно склонил голову, – чертовски люблю общаться с подобным народом. Вся эта вера, поиски истины, крайне занимательны.

– Тебе муновцев мало? – напомнил Данил.

– Ты знаешь, мало, – ответил Сингапур.

– Ну-ну. Только без меня… Ну наливай, что ли, – и Данил протянул ему стакан.

– А с муновцами прикольно получилось, – наливая водку, с ностальгией произнес Сингапур.

– Да куда уж там, – ответил Данил без ностальгии, – дай Бог, что обошлось. Спасибо отцу, помог. За родителей, – сказав тост, он выпил.

3

История получилась действительно скверная; отцу Данила пришлось воспользоваться некоторыми своими связями, что бы замять ее. В институте же еще раз убедились в способностях Сингапура влезать в самые паскудные истории и втаскивать за собой всех, кто под руку подворачивался. Впрочем, и сам Данил не был пай-мальчиком, а с Сингапуром и подавно; эти двое, точно нашли друг друга, и если уж напивались, то день без приключений, можно сказать, был прожит для них зря.

В те две недели июня, когда первый курс сдавал свои первые переходные экзамены, родители Данила уехали на юг, оставив квартиру на сына. За это время там перебывала добрая половина художественно-графического факультета, даже Рождественский пару раз захаживал. И все обходилось: пили, веселились, раздражали соседей, но в меру – всё, как и должно быть.

В тот вечер договорились собраться у Долгова часов в одиннадцать вечера, но, еще не дойдя и до дома, компания увидела их: напряженно оглядываясь, стараясь не заходить в свет фонарей, они торопливо шли. Увидев своих, кивнули в темноту какого-то двора и скрылись в нем. Рубашка и брюки Сингапура были испачканы кровью. «Чего это вы?» – был первый вопрос. «Ничего, за веру пострадали. Пошли отсюда», – добавил Долгов, по дороге наперебой с Сингапуром, рассказывая все случившееся; к слову, в этот раз Сингапур не был словоохотлив, его больше интересовала запачканные брюки и рубашка.