Их двое - стр. 32
- Ты, зараза мелкая, охерела вкрай, - рычит он, словно мой «патрик» на низких оборотах, когда еле тянет и вот-вот сорвется к чертям собачьим, - я тебе доброе дело сделал, херовину эту древнюю в порядок привел, а ты мне тут выебываешься? А не много ты на себя берешь, овца? Я ведь могу тебя просто запереть в чулане, а филькиной грамотой твоей подтереться! Поняла, сучка? Поняла?
Последнее слово он рычит уже практически нечленораздельно. И очень. Очень страшно.
Мои ступни тупо болтаются в воздухе, мои руки прижаты к каменной груди, сердце замирает на какой-то очень высокой, пронзительной ноте… И взгляда оторвать от бешеных глаз этого зверюги невозможно.
- Дура бестолковая… - неожиданно переходит он с рыка на шепот… Я не успеваю ничего понять, среагировать на такую внезапную перемену в настроении хищника…
Егерь еще мгновение разглядывает мое запрокинутое лицо, обхватывает сильнее… И, рывком подтянув еще выше, провезя по себе до самого лица, прижимается к моим губам в диком, жадном и совершенно неожиданном поцелуе…
И это – ах! – невероятно!
Я настолько обескуражена, настолько испугана, что не понимаю даже, что происходит. В самом деле не понимаю!
Только что я была полна ярости, кричала, возмущалась и была готова растерзать этих гадов за насилие над дедовой памятью, а сейчас словно в ступоре, в каком-то дурацком вакууме нахожусь… Он не целует меня.
Хищники не умеют целовать.
Он меня… ПОГЛОЩАЕТ.
Берет. Силой.
Я просто пошевелиться не могу, абсолютно недоступны любые средства борьбы: ни шевельнуться, ни крикнуть. Ни укусить.
Хотя, последнее я могу, конечно, но… не могу.
Голова словно в диком, безумно дурмане, кружится и совершенно не соображает. Его губы жадные и абсолютно неласковые, этому зверю не требуется обратной связи, моей реакции на его действия. Он просто делает то, что ему хочется сейчас, в чем нуждается.
Но самое жуткое в ситуации совсем не это.
Совсем другое.
Самое жуткое, что я реагирую на происходящее совсем не так, как надо!
Это чудовищно, но… Меня тоже это ПОГЛОЩАЕТ…
8. Совместная ненависть
Меня никогда так не целовали, никогда не трогали так. И, наверно, только этим, своей неподготовленностью к ситуации, к необычности ощущений, я могу оправдать свое бездействие.
Ну и еще тем, что как-либо действовать чисто физически нереально.
Егерь держит так, что не дернешься. И целует так, что не остановишь.
И в итоге я не останавливаю. Подчиняюсь стихии.
Он что-то рычит мне в рот, реально, словно дикий зверь, его язык нахально проникает так глубоко, что начинаю задыхаться. И, наверно, от нехватки воздуха, голова еще больше кружится, и пусто там, пусто, словно в мячике для занятий фитнесом!