Игры времени - стр. 8
– А могу ли я вообще вам что-либо рассказывать? – вдруг спохватился Артур. – Я до всех этих событий ни разу не имел дел со службой безопасности. Мне не известен регламент при подобных обстоятельствах.
Из-за стола напротив него, опираясь о столешницу широченными ладонями, медленно и молча восстала монументальная фигура руководителя службы безопасности Центра. Всё так же молча и неторопливо Ломов застегнул на все пуговицы свой форменный пиджак. В каждом его движении угадывалась сила и значительность. Его обычно колючий, цепкий взгляд стал теперь ледяным. Даже радужная оболочка глаз казалось, подёрнулась инеем. Он посмотрел на собеседника сверху вниз так, что тот показался сам себе лилипутом перед представшим его взору во всей силе Гулливером. Мелькнула мысль, что если это и есть враг, то не лучше ли сразу сдаться и покориться неизбежному.
Тем временем почти с небес пророкотал голос, пронизанный сталью:
– Регламент прост, господин Коноз. В Центре, в целях безопасности, существует ступенчатая система допусков, позволяющая сотрудникам получать определённую информацию и совершать предписанные им служебными инструкциями действия. Наивысшим уровнем допуска обладают постоянные члены научного совета Центра и, в виде исключения, но на временной основе, некоторые руководители направлений, если это продиктовано объективной необходимостью. И только два сотрудника имеют абсолютный допуск, дающий ничем не ограниченные права в пределах, и за пределами Центра. – Ломов сотворил эффектную паузу, и только затем продолжил: – Это Директор Центра, имени которого никто не должен знать, а случайно узнав, тут же забыть. И это руководитель службы безопасности Центра!
Грозные слова всё ещё витали где-то под потолком кабинета, а сатрап уже вновь превратился в привычного, хоть и хитрого, и опасного, но немного простоватого собеседника. Он расстегнул пиджак, потом совсем его снял и набросил на спинку кресла. Наконец, усевшись, указательным пальцем правой руки поманил Артура к себе.
– Регламент дать почитать? Или на слово поверишь?
Он не знал, откуда набрался храбрости. Вероятнее всего, после гибели Саймана, и связанных с этим собственных терзаний, он изменился. Ничем не подтверждённое чувство вины, как и желание, добиться правды и наказать убийцу, даже если это окажется он сам, подняли из самых глубин души то, что есть в каждом человеке. Даже в жалкой душе презренного труса, но очень глубоко в заточении существует герой. И случаются обстоятельства, когда прутья клетки рассыпаются прахом. И тогда горе врагам! Такой очнувшийся герой действует не долго. Но он в этот промежуток времени во сто крат сильнее, умнее и предприимчивее героя постоянного.