Игры с Тенью, или Семь поцелуев для недотроги - стр. 14
Но самым интересным местечком являлся район Семи улиц. Именно там обитали бандиты, чернокнижники, воры и беспризорники. Семь небольших улочек, сплетенных между собой, напоминали лабиринт. И три из них заводили в тупик. Случайной жертве порой так и не доводилось выбраться оттуда живой. В моей памяти до сих пор хранились воспоминания о запахе сырости, о многочисленных разбитых фонарях и о серых каменных стенах домов, что были отличительной чертой этой части города.
— Вот мы и на месте, — заявил Асвальд, когда экипаж остановился в Западном районе.
Я схватился за ручку, чтобы поскорее выбраться на улицу, но Асвальд тронул меня за плечо.
— Тар, погоди, — попросил он, и я уселся обратно на сиденье. — Я хотел попросить тебя, чтобы ты был повежливее с миссис Кирвин. Я знаком с ней и могу сказать, что она, как истинная художница, весьма впечатлительна.
— О, не беспокойся за это. Ты же знаешь, что я бываю очень вежлив.
Ивлин посмотрела на меня так, словно у меня выросли рога. А потом издала смешок. Очень похожий на истеричный.
— Вот именно, что я знаю, каким ты бываешь, — продолжил Асвальд. — Давай я сам проведу допрос, а ты просто помолчишь.
— Пожалуйста. А я пока почитаю записочку от нашего злодея.
— Вот и договорились.
Дверь нам открыла измученная женщина лет сорока. Ее каштановые волосы уже украшала седина. Взгляд уставший, лицо измазано краской и… кашей.
Я окинул ее худенькую фигуру, облаченную в простое желтое платье, поверх которого был повязан измазанный той же кашей передник.
— Асвальд, здравствуйте, — на ее лице появилась лёгкая улыбка.
— Добрый день. Мне сказали, что вам пришло странное послание?
— Да. Проходите, — она распахнула шире двери, впуская нас в дом. — Я сейчас принесу записку. Она в спальне. Простите за мой внешний вид, но у нас сейчас время обеда.
— Ничего страшного, — улыбнулась Ивлин.
Я же смотрел на беспорядок, царивший в этом маленьком доме, и первым моим порывом было — заткнуть уши. Детские крики смешивались со звоном посуды, летящей прямо на деревянный пол. В разрисованную красками стену, прямо рядом со мной, угодила железная кружка, запущенная сорванцом, приблизительно семи лет, который яро отбивался от своего брата-близнеца. Но когда к ним присоединился третий мальчишка, навалившись на них сверху, я испытал чувство сродни страху.
Да это тройняшки!
Во главе стола чинно восседала светловолосая девчушка примерно трех лет и, заливаясь смехом, наблюдала за дракой братьев. А рядом с ней — еще одна девочка лет пяти.
Дьявол меня раздери! Пять детей! Пять! Теперь понятно, почему у миссис Кирвин такой вид, словно сон для нее — запретное слово. И почему она выбрала ремесло художника… Я бы тоже выплескивал свои эмоции куда-нибудь, если бы жил в таком хаосе. Хотя навряд ли это спасло бы меня от сумасшествия.