Игры с ангелами - стр. 27
Бандит промахнулся. Потому что Бела не ворона, жизнь у нее одна и бесценная, к тому же по голове неизвестно чем получить совсем не хотелось – это, надо полагать, больно. Выпустив из рук сумки (звякнули банки, кажется, разбились), она немного присела и эдак в сторону корпусом… Удар длинной штуковины (в темноте не разглядела, что конкретно было в его руках) пришелся аккурат на бок шапки и соскользнул на плечо. Шапка качественная, с толстой стеганой подкладкой, шуба мутоновая и воротник тоже, боль была, но это некритично. А мужик, сволочь, ждал, когда она рухнет к его ногам. И вот тут Бела выпрямилась…
Он попытался замахнуться, но она недаром занималась спортом в свое время, правда, ее ответный удар ногой к тому виду спорта не относился, удар ближе к карате или чему-то в том же роде, честно говоря, она понятия не имела. Просто врезала с воплем каратиста. Мужчина летел… как снаряд из пушки, столкнулся со скамейкой, совершил кульбит и хлопнулся на спину. А на дворе зима, скользко, он и заскользил в лежачем положении дальше. Тем временем Бела подхватила сумки и побежала домой, балансируя на отшлифованных местах и едва не падая. Оглядывалась, конечно, но придурок за ней не гнался.
В лифте Бела расстегнула шубу и, находясь в безопасности, рассмеялась, вспомнив, как кувыркался налетчик. Заныло плечо. Но это ерунда, она хохотала, радуясь, что легко отделалась. В квартиру вошла тихонько, сняла шубу, сапоги и потащила сумки на кухню, их следовало разобрать.
– Вот гаденыш… – расстроилась Бела, доставая осколки пол-литровой банки, в которой еще недавно было малиновое варенье. – Откуда он свалился?
– С кем ты разговариваешь?
Она оглянулась, и губы ее расплылись в улыбке, глазки засияли, словно в них вселились солнечные лучи, только так Бела встречает любимого (без иронии любимого) мужа. Неважно, что Федя невзрачный, рядом с ней, купчихой, как прозвали Белу на работе, конечно, за мощную красоту, не иначе, он тушевался, становился незаметным. В пижаме еще как-то смотрится, потому что она велика, а в одежде худенький, скромный, некрасивый, да разве это главное? Обоим по тридцать пять, оба уже научены: нет ничего важней понимания и уважения, на которых держится она – да, да, большая и светлая любовь.
– Ого! – проговорил Федор, идя к ней. – Это все ты сама тащила? Эй… А почему так долго?
– Ой, – махнула она рукой, чмокнула его в небритую щеку и рассмеялась без причин, наверное, от счастья. – Автобус сломался, застряли на три часа.
– А позвонить?
– Угу, как? Связи не было, по бокам лесопосадка, а за ней степи-пашни.