Играя выбери игру - стр. 51
«Все, – сказал папа, – на сегодня хватит! Завтра будет день, будет новая рыбалка. А сейчас будем варить уху и готовиться к ночлегу. Мы же рыбаки, а потому поднимаемся рано утром!»
Уха у нас получилась вкуснейшая! А какой же еще она должна была быть, сваренная в видавшем виды армейском котелке, на берегу реки, с запахом костра и малиновыми искрами, исчезающими в темно-синем небе?
Было уже около полуночи, но спать нам не хотелось, костер еще и не думал затухать, а потому мы, уютно устроившись на разостланной у костра папиной плащ-палатке и прижавшись к нему, слушали рассказы о его детстве в деревне, о том, как он еще мальчишкой с раннего утра трудился в поле на пахоте, а потом бежал с друзьями к речке, где ловил на живца щук и нашаривал под камнями раков.
Короткая июньская ночь все-таки наступила, и над потрескивающим костром навис купол чернильной темноты. Но стоило только отвернуться от огня, вглядеться, и темнота пропадала, а в мягкой серости фиолетовой ночи начинали проступать очертания берега над рекой, ближайших кустов и даже были видны вспыхивающие над лесом полоски с неохотой провалившегося за горизонт солнца. И все никак не могли угомониться в поле перепела, настойчиво уговаривающие нас немедленно ложиться спать.
«Слышите?» – спрашивал папа. И, действительно, в перепелиных криках мы с удивлением слышали именно это: «Спать пора! Спать пора!» Над головами то и дело с характерным посвистом пролетали табунки запоздавших и невидимых уток, с шумом садившихся где-то рядом на воду. «Ну до осени, – говорил папа, всматриваясь в темное небо, – подождем до осени, а там поедем и на охоту!»
Мы уже были готовы закончить наши поздние посиделки, как вдруг случилось чудо. Из сгустившейся темноты на наши головы и на костер полетели белые хлопья. Сначала они были единичные, но с каждой секундой их становилось все больше и больше, и вот уже начался настоящий снегопад. Причем снег этот валил так сильно, что иногда казалось, что поднялась настоящая зимняя метель. Особенно впечатляюще выглядело то, что происходило над пламенем костра: снежинки не таяли, а десятками и сотнями вспыхивали, потрескивая, и падали искрами в огонь. Изумлению нашему не было предела. «Что это? – закричали мы, – снег?» Папа махнул рукой перед собой и, раскрыв ладонь, показал нам пойманную «снежинку». Мы увидели небольшое в полтора сантиметра насекомое с беловато-прозрачными крылышками в неброскую крапинку, выгнутым тонким тельцем, завершающимся двумя длинными усиками-хвостами. «Подёнка, – папа перевернул ее пальцем и пояснил, – это такая однодневная бабочка, которая рождается в конце дня к вечеру, живет несколько часов, успевает произвести на свет потомство и к утру погибает. Свет костра ее привлекает, вот она сюда и летит, на огонь, и сгорает! Ее иногда еще называют подёнка-метелица. Видите, какую метель она нам устроила в июне?» Мы, пораженные происходящим, слушали его рассказ о короткой жизни этой бабочки, смахивали с одежды валящиеся сверху «снежинки», протягивали ладони, на которые тут же попадали десятки удивительных и по-своему красивых насекомых, рассматривали их и нам было ужасно жалко, что они вот уже скоро и умрут, не успев как следует пожить в этом чудесном мире, в котором так много интересного. Мы не могли нашими детскими сердцами согласиться с этой чудовищной несправедливостью и начали наперебой предлагать всякие способы по спасению подёнки, но папа, улыбнувшись и потрепав нас по головам, сказал, что нет, мол, ребята, это тоже жизнь, а она бывает очень и очень разной. «Так устроено! Всем отведено свое время на этом свете», – добавил он, почему-то вздохнул при этом и подбросил в костер сухих сучьев. Костер затрещал, выбросив сноп искр навстречу падающим в огонь подёнкам. Мы замолчали, думая каждый о своем.