Игра за линией поля - стр. 45
Папа лишь тяжело вздыхает и качает головой.
Мне нравится подтрунивать над его излишней добротой, но это никогда не перейдёт в ранг серьёзного.
Дома сразу бегу в свою комнату в надежде поскорее принять душ, предварительно чмокнув маму в щёку. Когда она опоминается, что это была я, а не папа, мои ноги уже ступают на верхнюю ступеньку. У нас ещё будет время поболтать за ужином, но успеваю услышать её громкое:
– К нам придут…
– Ага, – не уверена, что она услышала, но хотя бы совесть чиста.
Включаю воду и сбрасываю одежду, желая поскорее смыть остатки трения с Тутанхамоном.
Не жалею геля для душа и после сегодняшней ванной процедуры мочалку можно отправить на помойку. Кроме того, есть ещё один плюс: наконец-то могу позволить себе самую большую слабость – пение в душе.
Горло саднит, в голосе появляется хрипотца, но я продолжаю горланить песни любимой группы так, словно это мой последний раз. В душевых кампуса так не разгуляешься, как и с количеством горячей воды. От приезда возьму всё только самое лучшее.
Я выползаю из-под душа только когда кожа становится похожей на ту, что имеют младенцы. Обматываюсь полотенцем и покидаю ванную комнату, продолжая распевать песни. Но хорошее настроение испаряется также быстро, как пар из душевой.
– Какого черта ты тут делаешь, Кросс? – рычу я.
Усмешка на его губах говорит сама за себя.
– Ты до сих пор поёшь в душе?
– Исчезни из моей спальни!
Трэвис лениво поднимается с кровати, на которой, к слову, расстелился, и возвышается надо мной.
– Твоя мама попросила фломастеры.
– Тогда какого черта ты ещё не взял и не испарился? Я могла выйти голой, это моя комната!
Его серые глаза наполняются лукавым блеском. Я не дожидаюсь момента, когда он начнёт шутить в стиле «что я там не видел», открываю ящик, достаю фломастеры и сую парню, после чего открываю дверь.
– А теперь выметайся. Пожалуйста.
Я готова ликовать, что он свалил, но слишком рано. Потому что Трэвис останавливается в проходе, он в нескольких дюймах и аромат его парфюма бьет по носу. Чертовски приятный запах, удостаивающийся чести попасть в список табу.
– Склероз? – я выгибаю бровь. – Ты забыл, что собирался больше никогда сюда не входить без приглашения?
Трэвис дёргает уголком губ. В конце концов, появляется свойственная ему надменность засранца.
– Уже входил.
Я не краснею, наоборот, вскидываю подбородок и смотрю в его глаза, выражая крайнюю степень равнодушия.
– Разве? Значит, это не было чем-то фантастическим и запоминающимся. Воспоминания блекнут, Трэвис, если они ничем не выделяются на фоне новых.