Игра за линией поля - стр. 35

Митч насмешливо смотрит на меня.

– Ты заинтересовалась моим возрастом на третьем свидании?

– Это второе, – исправляю его.

– Бар тоже считается.

– Не-а, – смеюсь я.

– Мне двадцать три, Одри.

Моя челюсть готова отвалиться, как и глаза, желающие вывалиться из орбит.

– Уверен?

– Да, если в паспорте правильная дата рождения.

– Тебе нравится это? – Митч смотрит на меня с толикой замешательства, и я спрашиваю развёрнуто: – Тем, чем занимаешься? Тебя не принуждают? Знаешь, обычно вы с рождения с золотой ложкой в зубах и внушительными цифрами на банковском счёте, должны продолжать семейное дело.

– Нет, мне нравится быть в деле. Я не чувствую обязанность.

– А твоя мама?

– Она в роли идеальной жены, поддерживает имидж, занимается домом. Я не живу с родителями.

– И они не против, чтобы ты общался с простолюдинками?

Митч закидывает голову назад и звонко смеётся, прокладывая путь в Ист-Ривер-Парк. Мы следуем под висячим величественным мостом Уильямсберг, соединяющим два острова – Манхэттен и Бруклин. Тот самый мост, который все знают по фотографиям.

Я жадно поедаю глазами окружающую природу.

Шум автомобилей смешивается с морским. Вглядываюсь в солнечные блики на воде пролива Ист-Ривер и улыбаюсь себе. Невероятно, что я тут, да ещё и в компании потрясающего парня.

– Это всё стереотипы, Одри, – говорит Митч, вырывая меня из любования.

Я отвожу взгляд от воды и фокусирую на лице собеседника.

– О том, что ты пользуешься только золотыми столовыми приборами?

Он весело улыбается.

– Это тоже.

– То есть, как только на тесте твоя мама увидела две полоски, тебе не начали искать равную партию?

– Не могу утверждать, но, если она и существует, то не видел. Чем занимаются твои родители?

– Папа любит копаться в машинах. Ему бы открыть свою мастерскую, а мама учитель.

– Значит, в детстве дразнили, что твоя мама преподаёт, а все твои прогулы уже были известны с первой секунды?

– Я училась в другой школе, – не скрывая облегчения, сообщаю я. – Трэв был её учеником.

В ту же секунду хочется найти кляп и заткнуть им рот. Но, к сожалению, сказанное невозможно забрать. Мне бы очень хотелось.

– Трэв? – спустя несколько секунд, Митч складывает два плюс два. – Да, точно, он одолжил твою тетрадь.

Я сжимаю зубы, но скрип всё равно невозможно подавить, как и гнев, расползающийся по венам.

Моя тетрадь.

Проклятие!

Это будет один из худших дней, когда Трэв откроет её. Или уже открыл.

Я пожалею, что родилась на свет. Во-первых, самостоятельно. Во-вторых, потому что Трэвис будет напоминать об этом весь остаток счастливой жизни. Хотя, какая счастливая жизнь? Она оборвалась с того самого момента, как только позвонила Лав и сказала, кто пришёл. Я заделалась в спринтеры и бежала так быстро, как только могла.