Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе - стр. 138
Теодор промолчал. Мимо пронеслась сова, держа в клюве мышь. Он вспомнил прошлое, когда бродил по лесам с филином…
– Твоих родичей утащил вихрь?
– Ага.
– Чтоб его побрало, меня он просто бесит.
Теодор покачал головой и пнул прошлогоднюю шишку. Никаких следов они пока не находили, но лес только начался. А впереди была целая ночь.
– А ты когда умер?
Теодор не знал, что ответить. Ни один нежитель не верил ему.
– Я не умирал.
Шныряла только бросила недоверчивый взгляд и хмыкнула:
– Живяк. Говорила же.
Она остановилась у пня и втянула носом воздух. Подняла голову к вершине ели, у которой они стояли, и долго-долго нюхала ветер.
– Тут проезжал Охотник, – заявила Шныряла и почему-то покраснела. – Слышу запах его коня. Останавливались на той полянке.
Между елей виднелась лужайка с ярко-зеленой травой. Они вышли из-за деревьев, и Теодор удивленно охнул: посреди полянки высился громадный камень.
– Ну и ну! Что за громадина?
– Чертов палец.
Камень действительно походил на палец, и что чертов – то верно. Булыжник стоял среди леса, и загадкой было, как он сюда попал. Словно кто выставил из-под земли указательный палец, и тот окаменел под солнцем. Камень был выше макушки человека, сидящего верхом, и порос лишайником и живописными мхами, сизыми, как туман. Кое-где свисали зеленые лапки папоротника, ветер раздувал плети, и казалось, что папоротник высунул ноги из щели и болтает ими в воздухе.
Теодор перехватил поудобней топор и забрался на камень, хранивший тепло солнца. Следом заскочила Шныряла. Тео уселся на край, свесив ноги, и поглядел на комету, – та отрастила второй хвост почти до самого горизонта.
– Времени мало. Городские обещают пик двадцатого марта, а ключей нет.
– Боишься продуть в Макабр?
– Больше боюсь продуть какому-то из стражей, – мрачно хмыкнул Теодор.
Шныряла покачала головой и указала на свою ногу, которая была перевязана тряпкой. Девушка все еще прихрамывала.
– Кто научился умирать, тот разучился быть рабом.
– Да вы на любую фразу отвечаете так.
– Будто не знаешь почему! – ответила Шныряла и поглядела ему в лицо.
Теодор не любил этого, но тут не отвернулся. Один ярко-голубой, как кусочек бирюзы на песке, глаз девушки смотрел прямо, а другой косил на камень.
– Я тоже лишилась всего, дурень, и знаешь, уже не боюсь ничего. Страшна не смерть, хоть она и неприятна, а жизнь, о которой хочешь забыть.
– Ты помнишь, как умерла?
Шныряла устремила взгляд на запад – там еще светило зарево ушедшего дня.
– Кое-что.
– Это больно?
– Да. Но длится – мгновение. Впрочем, именно это мгновение помнишь вечность.