Игра трех королей - стр. 14

Дверь отворилась. Из допросной вышел Беккер, тяжело дыша и сияя лысиной в свете ламп коридора. Небрежно вытирая руки от крови платком в крупный розовый цветочек, он с удивлением поймал осуждающий взгляд Рика.

– Шаттен? Чего тебе? – он захлопнул за собой дверь, потому как за его спиной кто-то тихо простонал. Одутловатое лицо буквально светилось удовольствием только что причинённой боли, на высоком лбу выступили бисеринки пота. Рубашка Беккера была взмокшей, а добротное брюшко висело над ремнём, как холм, под которым безвременно скончался солдат. На ум приходила ассоциация с большим мультяшным жуком в тесных штанишках.

– Доброе утро, директор Беккер, – как можно более невозмутимо и не выдавая своей неприязни, поприветствовал его Рик. – Я по делу о тех иммигрантах.

– Мигранты-шмигранты, – Беккер сморщился, оттирая с костяшек последние красные капли. Поднёс руку к носу, с сомнением нюхнул пальцы и слегка просветлел, словно запах крови прибавил очков настроению. Но это не помешало блёклым рыбьим глазам бросить на Рика снисходительный взгляд: – И чего ты с ними носишься? Достали они меня. Вот уже у меня где эти понаехавшие и изгадившие страну дикари! – он многозначительно поднёс ладонь к горлу: – Серьёзно, Шаттен, неужели тебя не коробит, когда от нас требуют зачёркивать в протоколах слова «грёбанные охреневшие иммигранты» и писать «жители вольного города Гамбурга»?

– Моё личное отношение не имеет значения, директор Беккер. У меня есть обязанности, а эти пропавшие люди – те самые «жители вольного города», у которых тоже есть права, – пожал плечами Рик.

Какая разница, что думал слуга закона, если его единственная задача – поддержание порядка, легендарного немецкого качества жизни для всех без исключения. Эмоции – лишняя деталь, не подходящая в конструктор этого выбора. Его одновременно и поражало, и раздражало, что такие вещи нужно объяснять человеку, который выше на добрый пяток рангов. Он покрутил старые стальные часы на запястье: энергия и злость потихоньку закипали внутри, грозя вылиться в нечто, недостойное звания комиссара.

Вроде пинка под жирный зад, залома рук до хруста костей и размазанного по стенке носа. Кажется, единственное, что ещё пробивало Рика на настоящие желания, а не на искусно изображённые реакции, – нарушение установленного порядка. Всё остальное же, будь то улыбка, смех, заинтересованность или радость, настолько успешно им игрались, что окружающие не замечали никакого подвоха.

Вчерашняя гадалка здорово вжилась в роль фрау Фредерики, только вот его собственная роль не заканчивалась занавесом. Быть нормальным, а не трупом, который не способен ни волноваться, ни удивляться по-настоящему. Апатия к окружающему дерьму – единственное, что когда-то спасло разлетающуюся на куски башку от психушки. И даже несмотря на этот плотный защитный кокон, чёртов директор умудрялся вызывать неприязнь.