Игра Сна - стр. 33
Виктор огляделся, но не нашел и намека на выход. Тогда он подошел к шкафу, просмотрел корешки книг. Все названия были ему знакомы – каждую из них он когда-либо читал.
Бумаги на рабочем столе не представляли для него никакого интереса. Какие-то счета, почему-то смутно знакомые. Впрочем, все в этой комнате казалось ему знакомым. Словно давным-давно и у него был такое кресло, такой столик, такие шкафы…
На столе лежала раскрытая книга, придавленная пресс-папье. Виктор склонился над ней:
– «Я хочу предупредить читателя, что все, происшедшее со мной в течение жизни, – хорошее или плохое – без сомнения, заслужено, и поэтому я могу считать себя человеком свободным»…
Виктор усмехнулся.
Он подошел к граммофону и увидел лежащую рядом россыпь пластинок. На каждой вместо названия были напечатаны жирные черные цифры: «1», «2», «3» и так далее.
Виктор попробовал поставить пластинку с номером один, установил иглу, нажал на старт, и, к его удивлению, граммофон заработал.
– «История моей жизни – это история женщин, которые заботились обо мне».
Виктор вздернул брови.
Голос говорившего был смутно знаком, вот только он никак не мог понять, кто это.
– «Первой и самой любимой была, конечно, мама.»
Виктор замер, вслушиваясь, начиная узнавать.
– «Она и подарила мне глубочайшее отвращение к семье, к браку.»
Это был его собственный голос. Чуть в нос, с его интонациями. Но он никогда не произносил этого.
– «Она была из дворянского рода, как и папа. Статная, всегда держала себя с достоинством. И, к сожалению, смиренная, как истинно русская женщина. Я имею в виду что она никогда не пыталась чего-то изменить, всегда плыла по течению. Папа… Он был совсем другой. Черствый, буйный, гордый. Но, к сожалению, совершенно не смиренный. На самом деле, он бы мог стать великим человеком. Он обладал способностями ко всему на свете. Но был слишком ленив, чтобы стать кем-то. А гордыня мешала ему признать, что он никто. Только одно примиряло его с действительностью – водка.
Они любили меня, крепко, по-своему. Мама любила меня, знаете, как сука любит щенят – облизывала, защищала, кормила – и легко отпустила, когда я вырос. Ей было тяжело… Она тянула меня практически одна.
Папа… Ну он видел во мне себя. Только более молодого, более везучего. И он отчаянно со мной боролся – «ради меня самого» – как он постоянно повторял.»
Грампластинка зашуршала и затихла.
Виктор стоял, глядя на граммофон.
Вдруг на грани слышимости раздался какой-то шелест. Он все нарастал и нарастал, усиливался, разбивался на множество голосов и отголосков. И с какого-то момента Виктор начал различать слова: