Игра Лазаря - стр. 12

– Я буду присматривать. Ну, и аптечку прихвачу.

– А я… – Сенсор на миг задумался, – буду, как всегда, на подхвате.

Марс, кусая губы, переминался с ноги на ногу:

– Слышь, Лазарь. Я тут спросить хотел…

– Ответ отрицательный, – отрезал Лазарь.

Лицо мальчишки дрогнуло.

– Ты даже не дослушал!

– И не надо. Я и так знаю, чего ты, мелкий подхалим, хочешь. Ты хочешь пойти со мной.

– Нифига не это! – вспыхнул Марс и тут же сдался: – Ладно – это. Возьмешь?

– Ладно, беру.

Пацан просиял.

– Поверил, что ли? Шучу, конечно.

Осознав, что все его подлизывания не дали результата, мальчишка волчком развернулся на месте и тяжело затопал в прихожую, ядовито бросив напоследок:

– Да пошел ты, урод!

Действительно, подумал Лазарь, мне пора. От этой мысли кожа на спине пошла мурашками.

– Жду вас в комнате Сенса, – сказал он, задерживаясь у выхода. – Через десять минут.

Все правильно. Пять минут, чтобы подняться в комнату, приготовиться, настроиться. Остальные пять занимает путь. Иногда больше, иногда меньше, но всегда столько, сколько нужно. Как Симплонский туннель пронзает Альпы, так путь пронзает вознесшийся до небес барьер, что отгораживает мир общественный от мира интимного, невидимого, но реального. Чужого для всех, но родного для девочки, бросившейся бежать из аптечного киоска.

Солнце светило ярко, по-летнему. Это потому, что здесь было лето. Для инсонов погодные завихрения – обычное дело. Любимое время года хозяина длится гораздо дольше, чем все остальные, иной раз и вовсе не заканчивается. Какая-никакая, а первая информация о девчонке есть: ее любимая пора – лето.

Жара стояла неимоверная. На лбу у Лазаря моментально выступила испарина. Перепрыгнув из декабрьских морозов в июльский зной, организм не успевал акклиматизироваться. Судя по длине теней, на дворе стоял полдень – значит, прежде чем последний луч солнца соскользнет за край ближайшей многоэтажки, пройдет часов десять. Эдак и свариться можно.

Лазарь скинул с себя поплиновую ветровку со свитером и бросил на тротуар – здесь они ему больше не понадобятся. Расстегнул сорочку на три пуговицы, подкатал рукава до локтя. Стало получше.

Легкий ветерок тянул в затылок, подхватывал рваные обрывки газет, мятые бумажные стаканчики, ленты туалетной бумаги и волок по тротуарам. Подталкиваемый воздушной тягой мусор кувыркался то влево, то вправо. Все его части двигались синхронно, словно кружась в танце. Вместо музыки движениям аккомпанировал какофонический шорох. Он заполнял все вокруг, потому что пустое пространство требовало наполнения. Ни гула дорог, ни людского гомона, ни гремящей из окон музыки – ничего здесь не было. Одна лишь тишина брошенного в предутренний час дома.