Игорь - стр. 18
Пахнущий капустой суп кипел на плите. Спать хотелось больше, чем есть. В памяти жил запах жареной на огне рыбы, менее приятный – вяленой, наваристый дымок ухи издалека и по-восточному пряный аромат запасённых по-северному маринадов. Суп не выдерживал критики. Игорь никогда не готовил себе деликатесов, был далёк от чревоугодия, но не до такой степени, чтобы есть сырую картошку в бульоне.
Ладно, не сейчас. Игорь выключил плиту и побрёл в темноте коридора в спальню. Суп бессильно шипел в спину. На полу оставались золотистые невидимые песчинки из другого мира. Игорь не видел их, но слышал характерный слабый звук.
На улице была весна, которую человеку, не произносящему ни слова лжи, не зазорно назвать зимой. Ветер выл по-вьюжному, швыряя в окна снежную крошку, где-то внизу, этаже эдак третьем, ветки деликатно, но настойчиво стучались, просясь в дом, в тепло. К Игорю никто не решался напроситься в гости. Во-первых, он жил на двадцатом этаже, во-вторых, он был тёмный бессмертный. «Тёмный» ни в коем случае не означает «злой». Нет. Если бы слова «тёмный» и «злой» означали одно и то же, люди, склонные к лени, не стали бы напрягаться, чтобы запомнить целых два слова.
Резонный страх темноты заклеймил всю тьму дурной славой зла. Ночью привыкли ожидать нападений, подлых обманов, ударов в спину, хотя и всем известно, что подлинно сильное зло не стесняется показаться среди бела дня.
Пускай страх темноты объяснялся тем, что человеческие глаза почти ни на что негодны ночью, в ночи действительно было чего опасаться: злые сущности, не выносящие свет, или подлинная Тьма, не выносящая несправедливость – смертные должны были сторониться и того, и другого.
Игорь принадлежал подлинной Тьме.
Безвоздушная, холодная, непроницаемая, бесконечная и вечная, первородная Тьма, в которой вращаются обитаемые и необитаемые шары миров, которую не осветить всем солнцам Вселенной, тьма, воплощённая в человеческую форму. Как эта Тьма могла получить человеческое обличье, никто из смертных не знал, а Игорь сам не помнил, как не помнил многих важных вещей.
Среди миллиардов заселённых миров существовал один, где таким, как он, предоставлялся шанс прожить короткую настоящую жизнь. Родиться заново, вырасти, завести семью, вырастить детей, которые присоединятся к наследникам других бессмертных в Совете, имеющем действительную власть над миром. Одно условие – память начинала отсчёт с нуля после рождения.
Игорь помнил, как его доставали из матери. Запах крови и околоплодной жидкости был первым впечатлением о мире. Глаза за толстыми линзами очков в окружении медицинской маски и шапочки, спиртовой одеколон и пот, запах старости и проблем с поджелудочной. Резкий, щекочущий, словно бы объёмный до шероховатости запах разлит по воздуху, потолок немного пах сыростью, недавно белили, не более недели назад, кафель на стенах, специфический горьковатый грубый запах растворителя, но не помнил, что было за минуту до обрушившейся информации, в которой преобладали запахи. Их можно было забыть, но Игорь помнил. А там – отрезало. Лезвие опускается, оно настолько широко, что за ним ничего не видно, за ним тишина, и вот обвал звуков и запахов, звуки и запахи, отовсюду, какой-то писк, какие-то спешные слова, запахи так напирают, что грудь ходит, и тошно… Игорь крикнул.