Иероним - стр. 15
Проснулся от сильнейшей боли, тысячами игл пронзающей раны. Тело окутал липкий, холодный, болезненный пот. Дрожь и стук собственных зубов эхом отдавались в гудящей голове. Промокший насквозь комбинезон мерзко облепил руки и ноги. Холод пронизывал, пуская волны слабых судорог. Пришлось раздеться, откинув в сторону промокшую до нитки одежду и вывернуть спальный мешок. Сильно знобило, местами бросая в жар, тошнота и головокружение не давали возможности хоть немного сосредоточиться, собрать воедино снующие в тумане бреда мысли. Состояние удручало.
Окружающая непроглядная тьма пахла разлагавшимся мясом. Пока в сознании, необходимо было позаботиться о ранах. Трясущимися скрюченными пальцами нащупал в недрах рюкзака последние два чистых перевязочных пакета. Щелкнул выключатель фонарика, и яркий луч разрезал тьму, побежал по голубоватой поверхности озерца и, устремившись вдаль, застыл солнечным зайчиком на шершавой каменной стене пещеры. В рассеявшемся мраке осторожно разбинтовал и обработал спиртом и стрептоцидом набухшие и покрасневшие раны. Почернений пока не наблюдалось, и это не могло не радовать.
Надеюсь, что это происходит в реальности, а не в горячечном бреду раненого.
Окровавленные бинты красными лентами плавали на поверхности озера. Здоровой рукой, взяв их за концы, полоскал круговыми движениями в теплой воде. Кровь растворялась, пускала бурые облака, ленты бинта светлели, извивались пронзающими муть щупальцами. Тяжеленный автомат положил между камнями и повесил на него мокрый бинт. Каждое движение давалось с большим трудом, постоянно шатало и тошнило. Страшно хотелось пить, казалось, будто рот полон шершавого песка. Губы потрескались и покрылись сухой коркой. Отбросив отвращение к теплой воде, наклонился к голубоватой поверхности озера.
Еда – лучшее лекарство.
Превозмогая боль, разогрел на горелке остатки сердца ящера и набил желудок недожаренным мясом. Сознание угрожающе болталось на волоске. Забравшись в спальник, отключился.
Озноб и кошмары принялись за дело, мучительными вспышками терзая рассудок, боль не отступала и во сне. Кровавыми жуткими слайдами менялись картинки боя, нападающего ящера, разорванное пулями лицо бандита. Периодически впадал в беспамятство. Не знаю, сколько находился в плену бреда, но, очнувшись, испытал зверский голод.
Желание выжить с трудом поставило меня на ноги. Луч фонарика светящимся столбом уперся в пол, выхватывая из мрака куски потрескавшегося камня, освещая путь. Пошатываясь от боли и головокружения, осторожно ступая, побрел к туше дракона и нарезал мяса. Вернулся к озеру, прополоскал в воде липкие куски. Понюхал – резкого характерного запаха гниения не чувствовалось. Запасы еды, хранившиеся в рюкзаке, стоило поберечь. Может, придется долго проваляться в пещере. Зная, что в воде мясо сохранится немного дольше, пару раз сходил к туше и отрезал большие куски, которые и кинул в озерцо. Головокружение мешало собраться с мыслями, постоянно казалось, что происходящее – продолжение бреда. Отдохнув и поджарив на горелке немного мяса, наелся. Верный друг фонарик смело боролся с мраком, прорезая световые туннели, заставляя уползать под камни тени. Пора было заняться здоровьем. Обработал и перебинтовал покрывшиеся буграми сукровицы раны, из-за ожогов болевшие еще сильнее. Грязные бинты долго полоскал в озерце и снова развесил сушиться на автомате. Жажда давала о себе знать, покрывая сухой коркой губы.